К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

— Раз вы так уверены в своих намерениях, вам нетрудно будет подождать еще немного. Мадемуазель Аврора никуда не убежит. Вы… вы сможете поехать в Бретань позже, со мной, — выпалила я поспешно.

— С вами? Но вы же, как видно, надолго в Париже?

— О-о, не так уж и надолго, уверяю вас. В Бретани меня ждет новорожденный сын, могу ли я забыть о нем? — Поразмыслив, я предложила: — Вы сможете отправиться в Белые Липы уже в начале мая, я никак не пробуду в столице больше месяца.

Он качнул головой:

— Может, вы и правы. В начале мая Бонапарт явно выедет в Италию, к армии, и поэтому…

— И поэтому светская жизнь явно угаснет, — заключила я в унисон ему. — Когда Бонапарт покинет столицу, у меня тоже не будет никаких причин оставаться здесь. Так что поедем вместе, граф, не унывайте.

Буагарди взялся за трость и шляпу, поклонился мне, уже собираясь уходить.

— В таком случае, не буду вас больше задерживать. Единственная просьба, герцогиня: держите меня в курсе своих планов, чтоб я знал о вашем отъезде заранее. Мне хотелось бы приготовить для мадемуазель Авроры подарки.

«Наверное, собирается подобрать обручальное кольцо», — подумала я. На самом деле, мне уже начинало нравиться происходящее. Выдать Аврору замуж за графа де Буагарди — это было бы так замечательно. Они любят друг друга уже давно, им обоим пришлось достаточно пострадать от разлуки, стало быть, они будут высоко ценить брачный союз, доставшийся им так нелегко. Жильбер не беден, он сделает свою жену графиней… да что там говорить, он вообще отменный мужчина, видный, опытный, явно хороший любовник — о чем еще может мечтать девушка без титула и состояния? Захваченная этими приятными мыслями, уже представляя, как обрадуется Аврора, как озарится счастьем ее личико и засияют фиалковые глаза, я с полной доброжелательностью, подхватив шлейф, провела графа до лестницы.

— Я буду извещать вас записками, не беспокойтесь, господин де Буагарди.

Он уже почти спустился, когда меня саму охватило беспокойство. Господи ты Боже мой, самого главного-то я и не спросила!

— Граф! — окликнула я его, чуть перегнувшись через перила.

Он остановился посреди вестибюля, глядя на меня снизу вверх.

— Вы не сказали мне…

— Что?

— Каким вам показался Бонапарт? Вы же встречались с ним, довольно долго говорили. Что он за субъект? — Запнувшись, я громким шепотом четко выговорила: — Чего от него можно ожидать?

Буагарди, усмехнувшись, потер подбородок.

— Вы имеете в виду, мадам, может ли он сыграть роль Монка[23]?

Об этом вы уже спрашивали меня полгода назад в Сент-Элуа.

— Об этом спрашивают все аристократы, — отвечала я в тон ему. — Вы тогда ответили отрицательно, но теперь?… Теперь, когда вы познакомились с ним лично, что вы скажете?

Граф легко, в два прыжка, преодолел ступени лестницы и снова оказался передо мной.

— Я говорил с ним три четверти часа, и за это время он не раз намекал, что не против возвести на престол законного короля.

— Он… так… говорил? — выдохнула я. От волнения у меня вспыхнули щеки. Как удивительно было это известие! Будь оно правдой, это разом бы развеяло все мои тревоги относительно судьбы Александра. Служить первому консулу, если тот имеет намерение восстановить на троне Бурбонов, — вовсе не постыдно. Но радужному полету фантазии не давали разгореться некоторые прозаические вопросы. Ведь Буагарди не пошел в республиканскую армию. Значит, не верил в искренность Бонапарта? И Александр не верит тоже?

Лицо графа исказилось.

— Корсиканец откровенно давал понять, что его собственное честолюбие удовлетворилось бы не Францией, а каким-то итальянским княжеством. Править где-нибудь в Генуе или Лукке — это, мол, было бы для него венцом желаний.

— Но зачем ему понадобилось говорить это вам?

Буагарди криво усмехнулся.

— Зачем? Чтобы обмануть.

— По-вашему, он лукавил? — проговорила я негромко.