К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Флорентийскими мотивами изобиловал и сад. Загородный дворец Нейи Талейран арендовал у банкиров Депре и Валленберга и совершенно его преобразил: здание с высокими окнами и внушительной колоннадой вдоль фасада, очаровательное во всякое время, в этот вечер превратилось в место волшебства, напоминающее не только о Тоскане, но и о роскоши «Тысячи и одной ночи». Дворец и парк были пронизаны иллюминацией самых разных оттенков. Повсюду взрывались иллюминационные бомбы, вспыхивали разноцветные выстрелы, бенгальские огни всех форм; били из-под земли струи огненных фонтанов. Меж вековых дубов, видевших еще прежнего владельца замка, графа д’Аржансона, военного секретаря Людовика XV, поднимались колоннады из фейерверков, пылали триумфальные арки и шипели огнем миниатюрные бутафорские дворцы. Десятки прелестных девушек, наряженных, по тосканскому обычаю, в белые рубашки и черные юбки с голубыми передниками, с волосами, убранными алыми лентами, встречали гостей на мраморной террасе и вручали каждой приезжающей даме душистый букет из цветов померанца.

Вечер был очень теплый, и столы были сервированы не только в комнатах, но и в саду, в окружении цветущих апельсиновых деревьев в кадках. Деревья испускали умопомрачительный аромат, а в крону каждого был вплетено множество миниатюрных зеркал. Они ловили все блики огненного танца в парке и возвращали их в кущи сада тысячами алых, золотых, рубиновых отблесков.

Это было незабываемое зрелище. Я посетила в прежние времена некоторое количество версальских балов, однако они были, несмотря на великолепие, уже скованы экономией, в которой нуждалось тогда королевство. Сейчас, положа руку на сердце, я могла бы признать, что никогда не видела ничего подобного, и Талейран превзошел сам себя.

Я сказала ему об этом, когда снова встретилась с ним в вестибюле после концерта. Находясь все еще под впечатлением от тосканской музыки и танцев, взволнованная, с глазами, в которых блестели слезы, я могла бы обнять и расцеловать его в этот миг, если б это хоть немного допускалось приличиями.

— Благодарю вас, мой друг! Уже очень давно я не слушала ничего более сладостного!

— О, дым отечества, — произнес он, поднося мою руку, затянутую в белую перчатку, к губам, и не спуская с меня очарованного взгляда. — Я понимаю вас, мадам. Примерно на такое впечатление я и рассчитывал. Однако я должен благодарить вас куда больше, потому что вы стали истинным украшением моего бала. На вас устремлены все взгляды.

Это была в какой-то мере правда: благодаря стараниям Шарбонье и Леруа с меня действительно не сводила взоров добрая половина приглашенных. Яркое платье вписалось в южную атмосферу приема. Я держалась грациозно, следя за изяществом каждого движения, и если внимание старого дворянства, присутствовавшего на балу, можно было объяснить интересом давних знакомых, повстречавших версальскую подругу, то вторая часть публики, состоявшая из нынешней военной элиты, ловила мои жесты и оценивала мое поведение с плохо скрытой завистью и жадным желанием подражать.

Морис приподнял бровь:

— Видите? Наконец-то я нашел для них учительницу.

Я засмеялась:

— Не знаю, насколько это лестно — быть воспитателем хороших манер, однако не для такой же пустячной цели вы устроили подобное великолепие? Это все равно что стрелять из пушки по воробьям, вам такое не свойственно, милый друг.

— Хорошо подмечено. Впрочем, мадам, я говорил вам, что прием устроен в честь первого консула.

— Который отсутствует, — закончила я. — Италия — это ведь та тема, которую далеко не только я должна оценить, не так ли? Талейран кивнул, элегантно открывая табакерку:

— Разумеется. Близится война за Италию. Бонапарту нужно будет доказать, что он имеет на нее права. Я предложил ему сегодня театральную Италию, Италию в миниатюре, и ему понравится это зрелище, уверяю вас.

— Но ведь он даже не явился. Уже десятый час, бал вот-вот начнется.

Министр успокоил меня: