К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Она выслушала мой ответ слегка недоверчиво.

— Господин де Талейран просто бредит вами. Вам стоит только сказать слово…

— А разве господин де Талейран против брака племянницы?

— Нет. Он-то как раз поддерживает его. Но его брат…

— Господин де Талейран так умен и красноречив, что ему не составит труда убедить брата. А если что-то будет зависеть от меня лично, я, разумеется, замолвлю слово за Евгения.

— Да, сделайте милость. — Жозефина подняла на меня черные глаза. — Ведь у вас самой, кажется, есть какие-то просьбы?

Этот вопрос не застал меня врасплох. Я понимала, что этот разговор — своеобразный торг, обмен влиянием, и решила не скрывать своих интересов. В конце концов, что я делаю здесь, в бывших покоях Марии Антуанетты, если не отвоевываю интересы своего ребенка?

— Мой тринадцатилетний сын, Жан де Ла Тремуйль, до сих пор в списках эмигрантов. И его имущество…

— И его имущество до сих пор в секвестре, — закончила она за меня. — Вашей беде не так уж трудно помочь. Если имущество не продано, его можно вернуть.

— Я была бы вам очень благодарна, мадам Бонапарт.

— А я — вам…

Мы улыбнулись друг другу, впрочем, довольно слащаво. Наша обоюдная неискренность была очевидна. Я подумала, что раньше, когда в этой гостиной была другая, истинно царственная хозяйка, мне ни разу не доводилось находиться в подобном положении — положении, когда я ловчу, пытаясь что-то выгадать, и сама себе от этого неприятна. Унизительная ситуация… Мария Антуанетта была сама доброта и сама откровенность, я платила ей тем же. В нынешнем же Тюильри нужно постоянно носить маску приветливости на лице, скрывая за нею холодные расчеты, и ждать от других того же.

Поднимаясь, Жозефина спросила, читала ли я последнюю новинку — роман мадам Жанлис «Луиза де Лавальер».

— У меня еще не было на это времени, мадам Бонапарт.

Она внимательно поглядела на меня.

— Действительно? Мне кажется, в последнее время эта книга стала настольной у каждой парижанки.

Поскольку я не могла взять в толк, к чему клонится весь этот разговор, жена первого консула уточнила:

— Многие мечтают о подобной судьбе. Но почти все забывают, куда завело мадемуазель Лавальер [42] ее рвение…

Тут я поняла, что таким неловким образом Жозефина пытается защитить свое семейное счастье и намекнуть мне, что не стоит посягать на ее супруга. Попытка эта показалась мне настолько беспомощной и нелепой, что я даже не обиделась.

— Глупышки, — сказала я, искренне засмеявшись. — О чем можно мечтать, если во Франции сейчас нет не только короля, но даже мужчины, похожего на него? Жалкое зрелище!

Жозефина снова настороженно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

После завтрака, показавшегося мне достаточно скучным, вереница дам потянулась к окнам на первом этаже дворца, чтобы созерцать военный парад. Это было действо поинтереснее завтрака: грохот барабанов, стройные ряды гвардейцев и солдат, развернутые знамена — все это и вправду производило впечатление, хотя сама площадь перед Тюильри выглядела плачевно и была огорожена досками ввиду намечающейся переделки. Я увидела первого консула, который на гнедой лошади объезжал шеренги: за ним следовала целая свита республиканских генералов, разодетых, как петухи, в шитых золотом мундирах и сверкающих эполетах.