Капитаны - Goldy Circe

— Кáта… — Леви жмёт её ближе к своей груди. — Пожалуйста, слушай мой голос, будь со мной. Помнишь нашу первую встречу? Не когда мы увиделись на поле боя, а когда я пришёл с бумагой для твоего капитана, — Леви решает говорить. Катрина всегда его слушает, пусть только попробует не послушать сейчас. — Когда нас заставили драться. Когда я впервые увидел, что мой стиль боя сочетается с твоим. Ты очень сильная. В тебе много воли. Ты уже тогда была сильнее многих. А ещё ты упёртая… Упорная… И именно поэтому ты не можешь взять и умереть сейчас. Ну, давай же, открой глаза… Открой глаза, любимая…

Его сердце колотится слишком быстро. Кажется того и гляди проломит рёбра и грудину, выскочит наружу под проливной дождь.

— Помнишь, что ты сказала, когда мы были на крыше, после ужина — перед первой экспедицией, первой разлукой — помнишь, что ты сказала? Ты обещала мне быть в безопасности за стенами. Ты обещала. Ну же, Кáта… Любовь моя… Не уходи, не оставляй меня…

Она едва моргает, открывает глаза. Ладонь слабо цепляется за его плащ, сжимает. Леви улыбается.

— Молодец, — девушка морщиться от боли. Лошадь, выбравшись на тракт, летит как стрела. — Ты такая умница, Кáта. Говори со мной. Можешь назвать своё имя?

Капитан разлепляет сухие губы, хрипит:

— Кат…Катрина… Бишоп…

— Молодец, — Аккерман от счастья, что она смотрит на него — снова смотрит на него — готов на что угодно. — Ты умница, любовь моя… — Леви правит поводьями, пригибается ближе к холке коня, прячась от веток, и прижимая Кáту ближе к себе. — Как меня зовут?

Катрина сжимает его зелёный плащ и едва улыбается — уголки губ подрагивают:

— Л-леви… Капитан Леви… Мой Леви…

— Хорошо, — выдыхает он. — Очень хорошо.

Кáта сонно хмурится, шипит, когда лошадь перескакивает препятствие и их снова встряхивает. Боясь, что сейчас она закроет глаза и перестанет ему отвечать, Леви спрашивает снова:

— Сколько же ты убила на той поляне? — он отчаянно хочет развязать её язык и слышать голос, который чуть было не потерял. Что ещё может потерять — его рубаха на животе и плащ уже пропитались от её крови. А она бледная. Очень бледная.

— Одиннадцать… кажется… — слабо отвечает девушка. Леви прижимает её ещё ближе.

— Не смей умирать. Обещай мне, что не умрёшь, — цедит он, целуя её в холодный лоб. — Это приказ. Ты должна следовать приказам, капитан второго ударного. Обещай мне, Кáта, обещай мне…

— Да… — едва слышно говорит Бишоп, медленно моргая. — Обещаю…

— Хорошо, родная, — Леви улыбается, но быстро поджимает губы. Рано радоваться. Она всё ещё истекает кровью. Капитан шпорит лошадь в последний раз, выезжая к разбитому палаточному лагерю и едет напрямую к лазарету — двойному шатру. Успеть. Только бы успеть.

Эквус быстро доезжает прямо до входа. Один медбрат быстро подбегает, замечая нашивки капитана.

— Она ранена, в живот слева — как давно не знаю, но крови вышло много, — коротко докладывает Леви, идя ко входу, неся Кáту на руках. В свете огня он внутренне боязно содрогается: какая же она бледная. Сердце снова пропускает удар.

”Выживи. Выживи”, — заклинает он её. Если слова материальны, если они могут ей помочь, он будет самозабвенно бормотать всю ночь.

Медбрат что-то спешно кричит другому коллеге. В палатке всё приходит в спутанное оживление. Полы в дальнем углу раздвигаются, и в палатку выходит врач — один из шести, что служит в Разведкорпусе. Леви скептически вглядывается в этого нового персонажа: высокий, ещё и в очках, край халата заляпан мелкими красными пятнами. Молодой и новенький, хоть держится на удивление свободно.

Подойдя ближе, он оглядывает Катрину, быстро говорит:

— В операционную её, Джефри. Быстро. А вы остаётесь тут. Там всё стерильное, а вы и не врач и, уж извините… — хирург многозначительно кивает вниз, указывая на сапоги Леви. Капитан инертно опускает взгляд: весь замаран грязью. Точно — когда на поляне садился, не задумывался.