У Червленого яра - Татьяна Луковская

Гонец кивнул и, запрыгнув на коня, ускакал в темноту.

— А что ты об том, Вячеслав Гореславич, думаешь? — робко произнесла Услада. — Кто лучше-то — муромские али смоленские?

— Что муромские вернее будут, все ж наши, ближние. Да пусть сами решают. Лишь бы князю Изяславу от того убытку не было, все ж смоляне — это Глебовы сваты, а наш вроде как в стороне. Да ты не тревожься, разберутся, вон как всполошилась.

Вячко подбадривающе улыбнулся, в полумраке сверкнули белые зубы, Услада засмущалась. Ах, если бы не эти чужие ратные, что за спиной, влюбленные сейчас стояли бы в волнующем одиночестве под крупными звездами да миловались. Многого Вячко не позволил бы, не таков он, но уж за руки бы подержались.

— Я пойду. Светлая княжна велела сбираться, — неохотно вымолвила Услада.

— Лети, пташка моя, — впервые нежно назвал ее Вячко, и сердечко так сладко отозвалось ему в ответ.

А Глеб Переяславский уж стоял на пороге с княжной Марфой:

— Ну, сестрица, даст Бог, свидимся. Не держи зла за сегодняшнее, погорячился, — развел Глеб руками.

— И ты, Глебушка, меня прости, да ежели бы назад все поворотить, то дома бы осталась. Да я ведь зла никому не хотела, да я ж не знала… — голос Марфы дрогнул.

— Ну, будет — будет, — перебил ее Глеб, — поеду я, негоже гостей одних оставлять. А ты поторапливайся, поторапливайся.

Старший брат чмокнул сестрицу в щеку, пошатываясь добрел до коня, его гриди помогли ему неловко сесть, все ж и он крепко набрался. Малый отрядец двинулся к стану.

Марфа, вздохнув, села на ступени крыльца ждать, Услада примостилась рядом. Сейчас затянуть бы песню, да такую, чтоб голосом тонкое кружево до неба доплести, но вот как-то не пелось. До песен ли, когда не знаешь, что дальше будет, а по спине бегает ветерок тревоги.

Прошка обернулся быстро. Чуткие девичьи уши уловили конский топот, и Марфа с Усладой выскочили гонцу навстречу. Но первым его перехватил Вячко:

— Что князь сказал?

— Князь сказал — пусть выезжает, — выдохнул Прошка, спрыгивая с коня.

— Все ли ладно у светлейшего? — внимательно посмотрел на него Вячко.

— С Романом Рязанским песни распевали, да весел был, — громко произнес Прошка, а потом тихо добавил: — Велел тебе княжну светлую до Рязани проводить, чтоб там его ждала… ну, чтобы Глеб старшой не зудел, а сам князь Изяслав туда после пира жениха привезет.

— А про разговор светлой княжны с Глебом пересказал ли?

— Пересказал.

— А он?

— А он сказывал — Глеб бражки перепил: Михалке, меньшому Смоленскому, уж невесту сосватали.

Марфа с Усладой переглянулись. «И кому верить? И надо ли?»

— Вот те раз! — вырвалось у Вячко.

— Да пусть они там сами друг над дружкой потешаются, — обиженно топнула ногой княжна, — а мне вообще никакого жених не надобно, ни муромского, ни смоленского, — она в сердцах сорвала с головы нарядный убрус и швырнула наземь. — Нашли забаву — сестрице женихов искать! Я тоже князя Рязанского дочь, да был бы жив отец... — дальше голос дрогнул, и, не желая рыдать пред ратными, Марфа, торопливо отвернувшись, устремилась к избе.

Услада подобрала дорогую тряпицу.

— Утро вечера мудренее, — ласково проворковала челядинка, семеня за хозяйкой, — почивать давно пора, уж завтра решишь, что делать. Утром всегда яснее думается.

— А я уже решила. Домой еду! Никого мне не надобно, в монастырь уйду. А они пусть своих дочерей растят да ими и торгуются, что кобылами на торгу.