И вот новоявленная челядинка, прикрывая плечи серым холщевым убрусом, поспешила к пристани. Услада едва успевала за хозяйкой, волоча корзину со спешно набросанными рушниками. Вячко попытался увязаться следом, но княжна резко его осадила — нечего, на пятки наступая, следом волочиться. Только испортит все, привлекая ненужное внимание.

А что, просто девки к мосткам белье стирать идут. Одна из них в нарядной запоне, так, может, покрасоваться перед заезжими молодцами вышла. Ну, остановились красны-девицы поглазеть на муромский насад[2], да нешто нельзя?

Теперь Марфа могла спокойно рассмотреть всех приплывших гостей.

На пристани почти никого не было. Рыбаки вытряхивали из дощаников утренний улов, да пару кметей из дружины Глеба поджидали муромских гостей, чтобы проводить к стану.

Зря спешили красавицы, насад плыл медленно, преодолевая окское течение. Ритмично работали весла, оставляя за собой широкие круги. Марфа с Усладой остановились в десятке шагов от причала и стали деловито раскладывать белье на травке. Марфа без конца теребила серебряные обручи на запястье, раздумывая не снять ли и их.

— Да кто там приглядываться будет, — успокоила ее Услада.

Из притёршегося к струганому настилу пристани кораблика выпрыгнули проворные гребцы и принялись приматывать канаты к причальным столбам. Вскоре появились и сходни, по ним сбежали пяток ратных, в небеленых рубахах и без брони, только притороченные к поясам топорики говорили, что это воины. А где же князь? Да не обознался ли Вячко?

Но вот вниз зашагали трое парней, по виду из нарочитой чади, в расшитых свитах и дорогих сапогах. У этих и мечи имелись, и серебряные гривны шею оттягивали. На одном из знатных путников красовался аксамитовый корзень. Два других парня держались чуть позади, выражая почтительность. Стало быть, этот в корзно и есть княжич Ростислав.

Муромский жених что-то весело рассказывал, размахивая руками, бояре поддакивали, кивая головами. Ни насупленным, ни смурным он совсем не выглядел. Крикнул почтенно склонившимся рыбачкам: «Как улов?». Сам подошел, деловито рассматривая упитанную щуку. «Не дурна», — кинул дружкам через плечо. Да и Ростислав был совсем недурен: среднего роста, худощавый, но без сутулости Константина, со светлыми, пшеничного отлива кудрями. Не портил юнца ни курносый нос, ни легкий золотистый пушок вместо бороды на разрумянившихся от ветра щеках. Голубые очи смотрели игриво, а четко очерченные губы дарили улыбку довольного собой и жизнью человека. Выходит, Глеб врал?

Ратные вывели трех утомленных дорогой коней. Ростислав потрепал своего по загривку, бормоча успокаивающие слова, и вдруг, вскинув голову, в упор посмотрел на Марфу. Все так неожиданно произошло, что подложная челядинка совершенно растерялась.

— Поклониться следует, — зашептала Услада, подсказывая хозяйке, но Марфа стояла гордой березкой, забывая о своей простоватой одежке.

— А девки здесь медовые, — пошутил один из бояр, подмигивая княжичу.

— Так сейчас проверим, — передавая повод коня дружку, пошел в сторону девок Ростислав.

Марфа попятилась, испуганно хлопая ресницами. Вот зачем она опять совершила непростительную глупость? Видно родилась, чтобы в глупости влипать.

— Эй, медовая, тебя как звать-то? — растянул улыбку Ростислав и тут же, быстро нагнувшись, обхватил Марфу за ноги и поднял над землей.

— Да что ты себе позволяешь, дурень?! — взвизгнула Марфа, со всей мочи щелкая княжича рушником по голове.

— Вот те раз, — быстро поставил девку Ростислав, удивленно разглядывая строптивицу.

Марфа возмущенно раздувала ноздри, прожигая наглеца угольками очей.

— Медовая пчела, гляди ужалит, — гоготнул один из дружков.