Во рту пересохло: я неприятно поёжилась, вспомнив, что кулер находится у стойки той самой ревнивицы-администратора.

«В следующий раз буду соглашаться на чай. Надеюсь, что у неё хватит ума не так явно пожирать меня глазами».

Она сидела на кресле, запрокинув одну длинную ногу на другую. В руках лежал небольшой переплет мемуаров гейши и, кажется, сейчас администратору было не до меня. Её рабочая услужливость закончилась на моменте, когда Солсбери прошелся со мной по коридору. Я набрала половину пластикового стаканчика, как вдруг она подала голос: надменный, настоящий, знающий себе цену.

— Знаете, что такое этический кодекс терапевта? — от утренней миловидной блондинки, что кокетливо щебетала с каждым пациентом, больше ничего не осталось.

Я сделала неторопливый глоток, не разворачиваясь в её сторону. Для полного счастья не хватало только беспричинно выяснить отношения.

«Пожалуйста, замолчи. Давай сделаем вид, что ты не сбрендила и ничего не говорила. Я забуду об этом странном инциденте, а в пятницу ты просто позвонишь подтвердить запись».

— Понимаю, такое бывает: он — умный и интересный мужчина, умеет слушать и говорить по делу. Возможно, при других обстоятельствах, всё могло быть иначе. Но здесь, — она довольно усмехнулась, — Вы всегда будете его пациентом, а он — Вашим лечащим врачом.

— Мисс, — я кинула стаканчик в урну и неторопливо повернулась в её сторону, — не знаю, как Вы получили должность в клинике, где Вам самой требуется немедленная помощь. Оставьте свои фантазии при себе, если не хотите лишиться работы.

Я натянула самую фальшивую улыбку из своего арсенала и накинула на плечи пальто доктора. В её глазах сверкнуло удивление: она узнала эту вещь и на секунду задержала дыхание.

— Хорошего окончания смены. Увидимся в пятницу, не забудьте мне позвонить для подтверждения записи.

Я видела, как гнев закипал под её сияющей кожей. Недосказанность душила: она безумно хотела ответить, но не успевала подобрать нужных слов.

И я не собиралась их ждать.

Всю дорогу в голове крутились мысли о произошедшем в кабинете: эмоции — они захлестывали меня и бросали в разные крайности, напрочь сносили и топтали остатки самоконтроля. С окончанием сессии всё вернулось на свои места: я выбираю, что и когда мне чувствовать, говорить и делать.

«Но мне страшно, что однажды, выйдя от психотерапевта, я больше не смогу управлять внутренней собой. Быть явной истеричкой, топчущей лужи на улице — мой кошмарный сон».

Дома.

Темно и пусто, нейтральный запах паркетного воска, ощутимый холод пространства.

Я живу в небольшой квартире, расположенной на последнем этаже: вместо окон две панорамные двери на балкон — обе открыты. Белые тона стен, пол — цвета кофе с молоком, но света все равно не хватает. Соединенная кухня с гостиной, отдельная спальня. Хаотично разбросанные пустые пачки от сигарет, незаконченные бутылки разного вина, уже которую неделю неразобранная посудомойка. Кухонный стол заставлен чем-угодно, но не едой: тут и лак для волос, и расческа, и духи, дезодорант, заляпанные бокалы, разорванный пакет с конфетами, пара снятых на полароид фотокарточек.

Бережно повесила пальто и халат, по пути в спальню скинула оставшуюся одежду: несколько брошенных на пол вещей ничего не изменит. Умылась, почистила зубы, нырнула в толстовку на пару-тройку размеров больше, плюхнулась на кровать. Закутавшись в мягкий плед, прикрыла глаза: сон не придёт, но так я чувствую себя в безопасности.

Расслабление было недолгим.

Из последнего пристанища гармонии меня резко вырывает уведомление о новом сообщении. Не успевает звук закончиться, как на динамик уже накладывается второй.

Я знала, кто любит писать раздельные сообщения. Отправлять свои мысли без редакции, конкретности и терпения. Он напишет и третье, и десятое, если будет, что сказать. Набираю полную грудь воздуха и нехотя поднимаю экран телефона. Ещё одно оповещение.

Б.