Только не мы - Игорь Толич

На следующий день я выпросила машину у Андриса, которую он берёг не меньше, чем любые другие свои ценности — нотные записи месс и концертов, коллекцию редких музыкальных пластинок, полное собрание сочинений Гессе в оригинале. Если оценить всё вместе, их самая скромная стоимость превысит стоимость нашего старенького Golf’а раза в два. Однако Андрис был щепетилен во всём и к каждой своей вещи относился с уважением. За машиной ухаживал тщательно и лично, без нужды не использовал её. И всё же ради гостеприимства отдал мне ключи.

Мы с Габи погрузились в авто, предварительно выслушав лекцию Андриса о том, как вести себя на дороге и куда звонить в случае поломки. Хотя ехали мы всего лишь в Юрмалу. Это в получасе езды от Риги. Туристический сезон там начинался в конце весны, а сейчас в курортном городе стояли тишь и запустение, но мы всё равно решили прокатиться.

Как-то минувшим летом я попробовала навестить побережье. Также на машине поехала одна в Юрмалу. Однако я быстро устала от суматохи. Конечно, это место не шло ни в какое сравнение с пляжами Крыма или Краснодарского края — Юрмала не бывала настолько густо перенаселена, да и пляжи там совершенно иные. Белоснежные, чистые, холёные, и тянутся на тридцать непрерывных километров, а по берегу — домики-сказки, многие из которых можно снять для отдыха, частично или целиком.

Андрис предупреждал меня, что на море лучше ехать в Лиласте или Саулкрасты. Эти местечки тоже находятся на берегу Рижского залива, и пляжи там такие же, как в Юрмале. Но я помню, как мама рассказывала мне о том, что когда-то давно, когда папа был ещё жив, мы всей семьёй отдыхали в Юрмале. Моих воспоминаний об этом не осталось совсем. И я захотела попробовать как-нибудь оживить их. Из моей затеи ничего не вышло. Зато я вдоволь надышалась солёно-сладким воздухом Юрмалы.

И вот снова перед глазами простирался влево и вправо бесконечный, запорошенный снегом, песчаный пляж. Я впервые видела обледенелые снежные глыбы, прибитые водой к берегу. Мерные волны наступали на них и откатывались. Мы с Габи шли на почтительном расстоянии от бодрящей Балтики, со всех сторон нас обдувал ветер.

Габи почти посинела от холода, но её зачарованный синий взгляд грел нас обеих. Я и сама была зачарована: чистейшая белая равнина, снежный край моря, и ни одной живой души, кроме нас. Лишь вдалеке мы разглядели пару, гуляющую с собакой. А лёгкие буквально затопило кислородом, родившимся среди юрмальских сосен.

— Илзе, — сказала Габриеля, — ты счастливейший человек!

— Почему? — улыбнулась я.

— Ты живёшь в получасе от моря и ещё спрашиваешь «почему»? Сколько раз ты здесь купалась?

— Если не считать детства, ни одного.

— Ну и дура! — со смехом выпалила Габи и со всех ног бегом бросилась вперёд по белому снегу.

Я быстро догнала её. Мы хохотали, держась друг за друга, чтобы не упасть. Наш смех заглушал ветер. Мы надышались им до красных щёк и ломоты в зубах. Пошли греться в кафе.

На улочках тоже было безлюдно, а в кафе мы оказались единственными гостями.

Нам принесли два молочных супа с рыбой и два десерта — хлебный суп и порцию буберте. Заказ делала я. И мне пришлось потрудиться в убеждении Габи, что всё это съедобно, потому что при словосочетании «манная каша» её скривило, как и большинство людей, помнящих советское детство, а молоко и рыба ей показались вовсе несочетаемыми продуктами. Про десертное блюдо с название «суп» она вообще слышать не хотела и от кровяных блинчиков отказалась наотрез, как я не упрашивала.

В самом деле, ничего страшного в национальной латышкой еде совершенно нет. Латыши питаются просто и без изысков, но, пожалуй, в креативности эта кухня преуспела. По крайней мере, по части соединения самых разных ингредиентов и в использовании вторичных продуктов животноводства.