Бог Ярости - Рина Кент

Поставив киш в духовку, я ставлю таймер и убираюсь на кухне. Николай всегда настаивает на том, что у него есть персонал для уборки, но я просто не могу оставаться в месте, где не чисто.

Он называет меня помешанным на чистоте, но, кажется, не возражает. Если что, он обычно сидит на диване и наблюдает за мной с глупой ухмылкой.

Иногда он пытается помочь, и это оборачивается катастрофой. Он просто слишком хаотичен. Когда я говорю ему что-то сделать, он выбирает короткий путь. Он из тех, кто смешивает белую и цветную одежду, а потом говорит:

— Ну, это же все одежда. Какая разница?

Он пьет молоко из бутылки и ест тунца из банки. Как дикарь. Боже правый. У меня глаз дергается при одной мысли об этом.

Но думаю, он действительно хочет как лучше. Он спросил, какой я использую шампунь и средство для мытья тела, а потом купил их мне, хотя на самом деле я люблю использовать его средство для душа. Так я пахну как он.

Но, опять же, это не идеальный вариант, когда я пытаюсь сохранить все в тайне.

Он также купил мне средства для укладки волос и любит наблюдать за тем, как я навожу свой образ «прекрасного принца», как он это называет.

И он даже научил меня ставить клизму. Так что… эм, это, видимо, какие-то гейские фишки.

Он однажды поставил ее мне, и это было… интересно.

Он дразнил меня все время, пока я лежал на кровати лицом вниз, а задницей вверх, и я, возможно, кончил.

Позже я узнал, что на самом деле есть и другая поза, и когда я спросил его об этом, он без какого-либо сожаления сказал:

— Но эта мне нравится больше.

Ублюдок.

К тому времени, как я заканчиваю уборку, духовка дзинькает, и я выключаю ее, а затем сажусь перед телевизором, чтобы посмотреть «Убийство Роджера Экройда».

Должно быть, я заснул, потому что, когда открыл глаза, моя голова лежала на мускулистом бедре, а длинные пальцы гладили меня по волосам.

Сердце громко стучит в груди, когда я поднимаю взгляд на мужественное лицо Николая, его глаза сосредоточены на телевизоре. Я слышу, как говорят актеры, но не могу разобрать ни слова. Я знаю только, что это все та же загадка убийства, а значит, я недолго пробыл в отключке.

Какая-то часть меня борется за то, чтобы встать. Ненавижу, когда он обращается со мной так деликатно, словно я какая-то девчонка. Достаточно того, что он меня трахает. Я до сих пор не могу смириться с тем, что мне нравится, когда меня трахает мужчина. Это заставляет меня чувствовать себя менее мужественным, менее… нормальным.

Но, по крайней мере, я могу отбросить эти мысли во время секса. Я могу уступить его доминированию и на время отказаться от контроля.

Совсем другое дело, когда он целует мой нос и веки, гладит мои волосы. Когда кладет меня на свое бедро, как сейчас, одной рукой упираясь в середину груди, а другой путаясь в моих волосах. В этом нет никакого секса, и мне не нравится, как ужасающе комфортно это ощущается.

Тем не менее я не пытаюсь пошевелиться.

Я прочищаю горло.

— Когда ты приехал?

Он улыбается еще до того, как его глаза встречаются с моими.

— Около двадцати минут назад. Твой храп донесся до меня в лифте.

— Я не храплю.

— Господи. Видел бы ты свое оскорбленное лицо.

— Ну, потому что я не храплю.

— Как скажешь, — его пальцы продолжают тот же успокаивающий ритм в моих волосах, убаюкивая меня, чтобы я снова уснул.

— Ты в порядке?

Он убирает вторую руку с моей груди, чтобы обхватить мою шею.

— Теперь да.

— Ты солгал, что тебе больно? — спрашиваю я с комом, застрявшим в горле.

— Я никогда не говорил, что мне больно. Я просто упомянул, что со мной не все в порядке.

— Ты явно не в порядке.

— Нет, не в порядке. Мне одиноко без тебя, малыш.

Я подавляю улыбку.

— Мне показалось, ты сказал, что не хочешь видеть, цитирую, «мое гребаное лицо».

— Я солгал. Я всегда хочу видеть твое лицо.