Европейцы - Джеймс Генри (1979)

– Благодарю вас, благодарю покорно!.. Учитывая, что все самое ценное вы забрали в Рикс!..

Миссис Герет на минуту задумалась, пытаясь, как видно, проникнуть в скрытый смысл этой тирады, но в конце концов сказала просто и прямо:

– Знаете, для вас я хоть сейчас отослала бы все назад!

Сердце так и прыгнуло в груди у Фледы; верный путь открылся ей словно при вспышке молнии. Правда, уже в следующую секунду его вновь поглотила мгла, но за те несколько пронзительных мгновений она все поняла. Отослать вещи назад «для нее», Фледы, означало отослать их в том случае, если имеется хотя бы зыбкий шанс, что она еще может стать их законной владелицей. Охватившая Фледу дрожь не стала меньше оттого, что она спрашивала себя, какое знамение вдруг навело миссис Герет на мысль о подобном шансе: такое прозрение могло посетить ее, только если она что-то заподозрила – проникла в ее тайну. Это прозрение, в свою очередь, было довольно прямым следствием пусть только предполагаемой вероятности на известных условиях сдать завоеванные позиции – и тут уж Фледа становилась лицом заинтересованным. Первое, что она почувствовала: как ни хотелось ей спасти трофеи Пойнтона, ей не меньше хочется спасти свою тайну. Потому она напустила на себя по возможности невинный вид и как можно поспешнее проговорила:

– Для меня? Да почему для меня, скажите на милость?

– Потому что вы так потрясающе неравнодушны.

– Да? Вам так кажется? Вы же знаете, я терпеть его не могу, – закончила Фледа.

У нее возникло ощущение, будто миссис Герет разглядывает ее с отстраненностью непреклонного, проницательного незнакомца.

– Тогда что с вами? Почему вы хотите, чтобы я отступилась?

Фледа медлила; она почувствовала, что заливается краской.

– Я только сказала, что этого хочет ваш сын. Я не говорила, что и я этого хочу.

– Так скажите – и дело с концом!

Это было произнесено таким приказным тоном, какой миссис Герет, хоть и нередко высказывавшаяся в ее присутствии весьма категорично, ни разу еще не допускала, обращаясь к ней непосредственно. На нее этот тон подействовал, как щелчок бича, но она, сделав над собой усилие, благоразумно решила напомнить себе, что главное – не терять головы.

– Я понимаю, что он должен сдержать свое обещание.

– Какое обещание – жениться? Хорошее дело, так это ведь то самое обещание, которое нам как кость в горле!

– Да почему же мне оно должно быть как кость в горле? – спросила Фледа с натужной улыбкой. И прежде чем миссис Герет успела что-то добавить, принялась настойчиво объяснять: – Я думаю только о том, что для него дело принципа – вручить ей дом точно таким, каким она сама его увидела.

– Вручить ей дом! – выдохнула миссис Герет слова, извлеченные из пучины непроизносимого. Они прозвучали как стон осеннего ветра – с таким трудом они ей дались; от одной порождаемой ими картины она покрылась смертельной бледностью.

– Я думаю, – продолжала Фледа, – о простом вопросе: как ему выполнить важнейшее условие его договора – не важно, заключен он с последней дурой или с воплощением премудрости? Я думаю, как сохранить его честь и его доброе имя.

– То есть честь и доброе имя человека, которого вы терпеть не можете?

– Именно, – решительно подтвердила Фледа. – Не понимаю, почему вы говорите так, будто ждете от меня какого-то мелочного сведения счетов. Вы ведь так обо мне не думаете. Иначе вы и знаться со мной не стали бы. Я способна отнестись к вашему сыну по справедливости, недаром он доверил мне представлять свои интересы.

– А, он таки доверил вам представлять свои интересы! – воскликнула миссис Герет с ноткой торжества. – Кажется, вы только что утверждали, что между вами двумя ничего сколько-нибудь примечательного не произошло.

– Что-то все время происходит, если в голове есть хоть толика воображения, – объявила наша юная леди.