Как камень, тверды, молчаливы, как он.

Их чистая, утром пролившись, слеза

Мгновенно от сна омывает глаза.

В ночи, до упада загнавши коней,

Они об отсталости плачут своей.

Любви и страданью предавшись, они

Не знают различья: где ночи, где дни.

Творца красоты до конца возлюбив,

Они позабыли о тех, кто красив.

Красу в оболочке находят глупцы,

Лишь в сущности ищут ее мудрецы.

Взяв чашу с блаженным экстаза вином,

Забудьте о мире и этом, и том.

Рассказ

Один попрошайка настолько был смел,

Что к царскому сыну любовь возымел.

Его охватил лихорадочный пыл,

Безумные грезы лелея, бродил,

Стоял на пути, точно столб верстовой,

Иль вслед за конем он бежал, как шальной.

От слез под ногами у нищего грязь,

Все сердце изранил несчастному князь.

Придворная челядь, прознавши о том,

Ему запретила ходить пред дворцом.

Ушел он, но можно ль осилить любовь?

И к царским палатам вернулся он вновь.

Побоями нищего встретил слуга:

«Твоя чтобы здесь не ступала нога!»

Бежал и вернулся. Усердие слуг

Напрасно, коль отнял спокойствие друг.

Хоть муху и гонят, опять и опять

Все ж будет на сахар она прилетать.

Сказал ему некто: «Послушай, чудак,

Ужель для тебя так приятен тумак?»

Ответил дервиш: «Не пристало рыдать,

Побои от друга – одна благодать!

Придет ли взаимность, придет ли вражда,

Но чувство мое неизменно всегда!

Ах, если и здесь угнетает печаль,

Ужель принесет избавление даль?

Терпеть нету сил, и порвать не могу,

Забыть нету сил, и бежать не могу.

Я крепко привязан к порогу палат,

Я – гвоздь у шатра, а любовь – как канат.

Не лучше ль погибнуть в огне мотыльку,

Чем кануть во мрак, пустоту и тоску?» –

«А если ударит човганом сплеча?» –

«Что ж? Буду човгану я вместо мяча!» –

«А если взнесет он отточенный меч?» –

«Так что же? Пусть голову сносит он с плеч!

Я, право, не знаю, о друг, что со мной?

Венец иль топор над моей головой?

Меня к терпеливости ты не зови,

Смиренью, забвенью нет места в любви!

Когда б даже стал как Иаков я слеп,

Все ждал бы узреть, как Иосиф мой лен.

На мелочь обидеться может ужель

Изведавший страсти пленительный хмель?»

Раз стал он у князя лобзать стремена,

Тот гневно назад осадил скакуна,

Но нищий воскликнул, смеясь: «От меня

Зачем повернуть захотел ты коня?

Разгневался ты, о мой князь, на кого?

В ничто обратилось мое существо.

И если грешу я – виновен не я;

Тобою наполнена сущность моя.

И если я дерзко лобзал стремена,

В поступках природа моя не вольна.

С тех пор как огонь сей зажегся в крови,

Все отдал я в жертву несчастной любви.

Меня ведь убил ты стрелами очей,

К чему еще саблей грозишься своей?

Валежник сухой подожги и ступай,

А лес осужденный пылает пускай!»

О самозабвении в любви

Под звуки чарующей музыки раз

Пустилась плясунья прелестная в пляс.

Огонь ли пылавших в собраньи свечей,

Иль пыл от сердец восхищенных людей

Ей платье поджег и ее испугал.

«Не бойся, – один из влюбленных сказал. –

Смотри, у тебя обгорела пола,

Мое же все сердце сгорело дотла».

Слиянья с любимым познай благодать,

Забыв между ним и собой различать!

Рассказ

«У старца, – поведал мне странник один, –

В пустыню спасаться отправился сын.

Отца он в кручину разлуки вовлек,

И это поставили сыну в упрек.

Я позван был другом, – ответил аскет, –