Дым - Дэн Вилета (2016)

— Торп, пожалуйста, поговорите с кучером. И помогите джентльменам упаковать вещи. Они выезжают на рассвете.

День они проводят в своей комнате, не рискуя выходить — разве что при необходимости. Ни один не говорит об этом вслух, но причина в том, что они боятся. Боятся, не случится ли чего-нибудь, не остановит ли их кто-нибудь, не помешают ли их отъезду. Когда они только приехали сюда, а было это десять дней назад, пребывание в доме было скучным для них. Теперь дом кажется ловушкой.

Так они сидят, считая часы, и Чарли замечает, что его мысли то и дело возвращаются к Ливии. Ощущение такое, будто он должен что-то объяснить ей. Или она ему. Что именно, он не может понять.

После ужина леди Нэйлор приглашает Чарли и Томаса к себе в кабинет. Она садится за свой стол и заставляет их поклясться «честью джентльмена в том, что они не будут описывать или еще каким-либо образом упоминать о ее исследованиях, а также об исторических выкладках, которыми она делилась с ними, в разговорах с третьими лицами». Тяжеловесная фраза будто вышла из зала суда, и Чарли ждет, что баронесса вытащит из бюро лист бумаги и потребует расписаться. Но нет, она только поднимается из кресла, чтобы пожать им руки на прощание.

Сначала Томасу:

— Сожалею, что вы вынуждены спешно покинуть нас, мистер Аргайл. Я возлагала на вас большие надежды.

— Я часто разочаровываю людей.

Леди Нэйлор улыбается:

— Могу себе представить. — Она переводит взгляд на письмо, лежащее на столе. — Есть новости из парламента. Только что пришли. Сегодня рано утром состоялось заседание. Прямо в день новогоднего праздника, невероятно! Такого еще не бывало. Спикер поставил на голосование поправки к Закону о чистоте королевства. Большинство депутатов, конечно, разъехались из-за праздника. Поправки приняты. Эмбарго продлено без всяких изменений. Это полный триумф тори. Боюсь, ваш добрый доктор Ренфрю придет в отчаяние. — Она смотрит на них с болью и укором. — Мы живем в роковое время, господа. Решается будущее нашей страны. А вы ведете себя как дети и играете в прятки.

Она отпускает ладонь Томаса бесцеремонно, чуть ли не грубо. Настает черед Чарли. Вблизи ее лицо выглядит осунувшимся, даже изможденным. Раньше он этого не замечал.

— Полагаю, вы воздержитесь от того, чтобы сообщать сведения о состоянии моего мужа кому бы то ни было, даже своим родным. Будет лучше, если все сочтут, что вы ни разу не видели его. Он прикован к постели. Этого вполне достаточно. Надеюсь, вы согласны.

Она сжимает его руку напоследок, отворачивается от обоих, возвращается в кресло.

— Это все. Прощайте, джентльмены. Bon voyage.

— Разве утром мы с вами не увидимся?

— Мне надо работать.

Это последнее, что они слышат от баронессы. Она склоняет голову и окунает перо в чернильницу. Должно быть, в ее мыслях они уже перестали существовать.

За дверями кабинета леди Нэйлор они встречают Ливию. Очевидно, она дожидалась мальчиков — но при их приближении внезапно удаляется прочь. Чарли бежит за ней, но вскоре останавливается и окликает ее.

— Завтра мы уезжаем, — кричит он.

Ливия поворачивает к ним голову и в тот же миг срывается на бег. Тонкие черты ее лица искажены судорогой. А потом происходит невозможное: капля дыма, серо-голубая и почти жидкая, скатывается из ее ноздри на верхнюю губу. Девушка скрывается за углом. Издалека до них долетает одно слово, приглушенное, хотя ей наверняка пришлось повысить голос:

— Adieu.

Томас