Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Я не буду давать обзор всех расходных статей бюджета, хотя мне представляется полезным и политичным произвести здесь сокращения. Сам бюджет содержит в себе всю политику. Он бывает раздутым или тощим в зависимости от требований, предъявляемых государству общественным мнением. Зачем показывать, что упразднение такой-то правительственной службы даст такую-то экономию, если сам налогоплательщик предпочитает экономии услугу? Бывают реформы, требующие предварительных долгих дебатов и кропотливой обработки общественного мнения, и я не вижу, чего ради мне вступать на путь, по которому общественность наверняка за мной не последует. Сегодня Национальное собрание решило, что оно примет первый республиканский бюджет. У него для этого крайне мало времени. И чтобы рассказать о реформе, которая немедленно оказалась бы практичной, я должен отвлечься от общих и философских соображений, которыми поначалу намеревался поделиться с читателем. Я ограничусь тем, что лишь укажу на эти соображения.

Всякую радикальную финансовую реформу отбрасывает в далекое будущее то обстоятельство, что во Франции не любят свободу. Не любят чувствовать ответственность за самого себя, не доверяют собственным силам и обретают некоторую уверенность лишь тогда, когда чувствуют повсюду руку правительства, а это обходится дорого.

Если бы, например, верили в свободу образования, то что оставалось бы делать, кроме как упразднить бюджет народного образования?

Если бы действительно дорожили свободой совести, то как ее реализовать иначе, кроме как упразднить бюджет культов?[7]

Если бы понимали, что сельское хозяйство совершенствуется сельскими хозяевами, а торговля торговцами, то пришли бы к заключению: сельскохозяйственный и торговый бюджет представляет собой излишество, от которого давно свободны передовые и развитые народы.

Если и необходим какой-то надзор государства в области образования, культов, торговли, то для этого достаточно иметь небольшое специализированное подразделение в министерстве внутренних дел, а иметь целых три министерства совсем не нужно.

Таким образом, свобода – вот первый и самый обильный источник экономного, но вполне достойного существования.

Однако этот источник не создан для наших губ и ртов. Почему? Единственно потому, что общественное мнение его отвергает6.

Следовательно, при сохранении университетской монополии наши дети тоже будут напичкиваться ложными и римскими идеями, им будут прививать воинственный и революционный дух латинских авторов, они будут зубрить наизусть непристойные стихи Горация и окажутся совершенно неприспособленными к жизни современного общества. Мы так и не будем свободными, а следовательно, нам придется оплачивать наше собственное порабощение, потому что народы могут держаться в порабощении лишь за счет больших расходов.

Мы по-прежнему видим, как наше сельское хозяйство и торговля изнывают и чахнут в тисках наших ограничительных законов. Больше того, мы платим за их оцепенение, так как помехи, регламентация, ненужные формальности – все это может проводиться в жизнь лишь сотрудниками государственной силы, а сотрудники государственной силы могут жить лишь на бюджетные средства.

Повторю, что нынешнее зло неизлечимо нынешними способами, потому что общественное мнение приписывает угнетению и порабощению все наше интеллектуальное и промышленное развитие, хотя на деле угнетение и порабощение просто не могут его остановить и задушить.

Умами овладела странная и зловещая идея. Когда речь идет о политике, то полагают, будто социальный мотор, если так можно выразиться, действует в интересах и согласно взглядам индивидов. Придерживаются аксиомы Руссо «Всеобщая воля не может ошибаться». И, исходя из этого принципа, с энтузиазмом принимают декрет о всеобщем голосовании.