Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Когда-то в королевском парке было множество прудов, и все они соединялись подземными трубами, так что уровень воды в них всегда оставался одинаковым. Эти водоемы получали воду из большого канала. И вот один из водоемов, отличавшийся амбициозностью, пожелал получать значительно большую часть воды, предназначенную для всех водоемов. Дело не кончилось бы особой бедой, потому что уровень воды оставался бы одинаковым у всех, но жадный и неосторожный водоем придумал хитрость, приведшую к потере воды в большом канале. О происшедшем все догадались. Уровень снизился повсюду, даже в хитром водоеме. Тогда он сказал самому себе (в притчах все разговаривают, даже водоемы): «Странно! Я стал получать воды больше, чем раньше, и на какой-то момент уровень ее был у меня выше, чем у моих собратьев. И вот теперь я с горечью наблюдаю, как все мы, и я тоже, приближаемся к полному высыханию». Этот водоем, столь же несведущий в гидравлике, как и чуждый всякой нравственности, закрывал глаза на два обстоятельства: первое – подземная связь между всеми водоемами, непреодолимая преграда для него, несправедливо захотевшего пользоваться исключительным и постоянным преимуществом; второе – общая потеря воды из-за его хитроумного изобретения, потеря, которая будет продолжаться и приведет к полному исчезновению воды.

Я утверждаю, что в нашем социальном порядке присутствуют оба эти обстоятельства, и не учитывать их значит рассуждать необоснованно и неумно. Прежде всего между всеми отраслями промышленности существуют невидимые связи и некие трансмиссии между трудом и капиталом, которые не позволяют никому и ничему поднять свой обычный уровень выше, чем у всего остального, и притом сделать это на постоянной основе. Далее, при всех вообразимых способах реализовать несправедливость, то есть протекцию, сразу возникает радикальная порочность, ведущая в конечном счете к полной потере всех богатств. Из этих двух обстоятельств следует, что уровень благосостояния снижается повсеместно, даже в протежируемых промышленных отраслях, как снижается уровень воды в жадном и глупом водоеме.

Я так и знал, что идея свободы обмена отклонит меня с пути моей основной темы. Ну, ладно, ладно! Идея эта поистине неотразима. Но все-таки вернемся к проблеме фиска.

Я сказал бы протекционистам: не согласитесь ли вы, учитывая настоятельные нужды республики, несколько поумерить вашу жадность? Когда казна находится в отчаянном положении, когда банкротство грозит поглотить ваше достояние и уничтожить вашу безопасность, когда таможня готова бросить нам, утопающим, спасительную доску спасения, когда она может наполнить государственные кассы, не вредя массам, а напротив, облегчая их тяжелую ношу налогов, неужели вы так и останетесь несгибаемыми в вашем эгоизме? Вы должны сами в этот торжественный и решающий момент возложить на алтарь отечества жертву, о которой вы знаете и которую чувствуете, – жертву в виде части ваших привилегий. Вы будете вознаграждены уважением со стороны общества, да еще, осмелюсь предсказать, собственным материальным процветанием.

Неужели это требовать слишком многого – просить вас заменить запреты, ставшие несовместимыми с нашим конституционным законом, пошлинами в 20–30 процентов, то есть сократить наполовину тариф на железо и сталь, эти мускулы труда; на каменный уголь, этот хлеб промышленности; на шерсть, лен, хлопок, эти материалы для рабочих рук; на хлеб и мясо, эти соки для всякой жизненной силы?

И вот я уже вижу, как вы становитесь разумными5; вы принимаете мою нижайшую просьбу, и теперь мы можем бросить взгляд, нравственный и финансовый взгляд, на наш по-настоящему исправленный бюджет.