Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Даже в самые теплые летние дни воздух в Ленинграде пронизан едва ощутимым холодком, словно Арктика постоянно напоминает северному городу, что зима и тьма таятся всего в нескольких сотнях километров. Даже июньские белые ночи отмечены этой прохладой. Но теперь, с наступлением октября, когда на одинокий и забытый Богом несчастный город каждый день падали сотни бомб и снарядов, а по ночам на улицах, кроме патрулей, не было ни единой души, воздух казался не просто холодным и ветер каждым своим дыханием предвещал не просто арктические морозы, а нес с собой ощущение отчаяния, безмерную безнадежность. Татьяна куталась в серое пальто, натягивала на голову старую Пашину ушанку и завязывала поверх рваный коричневый шарф, так что только нос оставался открытым. Несчастный нос, до чего же ему не повезло…

Нормы снова уменьшили: по триста граммов для Татьяны, мамы и Даши, по двести – для бабушки и Марины. Меньше чем полтора кило на всех.

Кроме хлеба, в магазинах не было ничего, да и за хлебом приходилось стоять с ночи. Ни яиц, ни масла, ни белого хлеба, ни сыра, ни сахара, ни мяса, ни круп, ни овощей, не говоря уже о фруктах. Как-то в начале октября Татьяна купила три луковицы и сварила суп. Довольно съедобный. Конечно, недосоленный, но Татьяна строго экономила соль.

Семья держалась только на запасах, но каждый вечер им приходилось открывать банку тушенки и с благодарностью вспоминать предусмотрительного деда. От привычки готовить на кухне пришлось отказаться, потому что запах распространялся по всей квартире и жильцы немедленно подтягивались поближе и просили поделиться.

Славин злорадно кудахтал, когда Даша бесцеремонно прогоняла попрошаек.

– Верно, девочка-припевочка, ешь свою тушенку. Ешь, не стесняйся. Я получил сообщение прямо из ставки фюрера. Герр Гитлер собирается отозвать своих солдат, как только у вас кончится последняя банка. Не слышали такого?

Он с истерическим смехом убегал, и эти сцены так действовали сестрам на нервы, что они купили маленькую печку-буржуйку, трубу которой Татьяна протянула в форточку. Буржуйка была хороша тем, что служила не только для отопления, но и для стряпни. К тому же топлива она требовала совсем мало, хотя и тепла почти не давала.

Александр по-прежнему был в Карелии. Дмитрий – в Тихвине. Известий от них не было.

На второй неделе октября сбылось давнее желание Антона: поблизости разорвался осколочный снаряд, и кусок металла впился мальчишке в ногу. Татьяны в это время на крыше не было. Узнав о случившемся, она тайком принесла Антону банку тушенки, и он, задыхаясь и чавкая, в мгновение ока проглотил содержимое.

– Антон, – упрекнула Татьяна, – а мама?

– Она обедает на работе. Суп. Иногда овсянка.

– Ну а Кирилл?

– При чем тут Кирилл? – нетерпеливо отмахнулся Антон. – Ты принесла ее мне или Кириллу?

Татьяне не нравился вид Маришки. Ее курчавые волосы стали выпадать. Каждый день Татьяна потихоньку варила ей овсянку, хотя знала, что так продолжаться не может: и без того родные злились на нее. В овсянку она клала немного соли и сахара, и даже в таком виде варево выглядело крайне неаппетитным. Но Маришка за несколько минут расправлялась с ним и, по-видимому, была не прочь съесть еще столько же. Наконец Татьяна отвела ее в детское отделение своей больницы. Последний квартал девочку пришлось нести: идти у нее сил не было.

Всего несколько лет назад Татьяна иногда, заигрываясь, забывала поесть. Опомнившись, она восклицала:

– О, я сейчас УМРУ с голоду!

Сметала со стола все, что перед ней ставили: суп, пирог или картофельное пюре, сыто отваливалась и объявляла, что наелась.