Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

– Шура, но эта тысяча тонн… если у нас нет никаких запасов… Мы просто не выживем! Нельзя выжить на то, что дают по карточкам.

Александр молчал.

Татьяна долго смотрела на него, прежде чем отвернуться. Ей хотелось немедленно побежать домой и пересчитать оставшиеся банки с тушенкой.

– Но почему они не могут посылать больше самолетов? – спросила она.

– Потому что все силы брошены в битву под Москвой.

– А как насчет битвы под Ленинградом? – едва слышно пробормотала она, хотя не ждала ответа. – Как, по-твоему, блокаду прорвут до зимы? По радио говорят, что мы пытаемся прорвать кольцо, навести понтонные мосты. Что ты думаешь?

Александр по-прежнему не произнес ни слова, и Татьяна не смотрела на него до тех пор, пока они не покинули магазин.

– Ты идешь со мной?

– Да, Таня. С тобой.

Она кивнула:

– Тогда поспешим. Раз у нас есть масло, сделаю-ка я на завтрак сытную горячую кашу. А тебе поджарю яичницу.

– У вас все еще есть овсянка?

– Хм-м… знаешь, в последнее время все труднее и труднее бороться с их привычкой непрерывно жевать. Марина и бабушка просто ненасытны. По-моему, они едят сырую овсянку прямо из мешка.

– А ты, Тата? Тоже ешь сырую овсянку из мешка?

– Пока еще нет.

Она не призналась, с каким трудом удается держать себя в руках. Как она опускает лицо в мешок и вдыхает специфический, напоминающий запах плесени аромат, тоскуя по сахару, молоку и яйцам.

– А следовало бы, – заметил Александр.

Они медленно шли вдоль затянутой туманом Фонтанки. Почти совсем как их прогулка по набережной Обводного канала от Кировского к дому летом.

Сердце Татьяны ныло.

За три квартала от дома оба, не сговариваясь, замедлили шаг, остановились и прислонились к стене.

– Жаль, что здесь нет скамьи, – тихо вымолвила Татьяна.

– Маразов рассказал о твоем отце, – так же тихо ответил Александр.

Татьяна не ответила.

– Мне в самом деле очень жаль.

Пауза.

– Ты простишь меня?

– Тут нечего прощать.

– Всему виной моя беспомощность, – продолжал Александр, с мукой взирая на нее. – Страшно подумать, но я ничего не могу сделать, чтобы защитить тебя. Но я пытался. Пытался с самого начала. Помнишь Кировский?

Татьяна помнила.

– Тогда я хотел для тебя одного: чтобы ты покинула Ленинград. Но ничего не получилось. Даже от собственного отца я не смог тебя уберечь. – Он покачал головой. – Как твой лоб?

Теплые пальцы бережно обвели рубец.

– Заживает, – заверила Татьяна, отодвигаясь.

Александр отнял руку и укоризненно уставился на нее.

– Как Дмитрий? Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Что я могу сказать? Когда в середине сентября я впервые отправился под Шлиссельбург, то предложил ему присоединиться ко мне, под моим командованием. Он отказался. Твердил, что там нас всех непременно убьют. Потом я вызвался вести батальон в Карелию, немного отодвинуть финнов. Дать возможность грузовикам беспрепятственно провозить продукты из Ладоги в Ленинград. Финны стояли слишком близко. Постоянные стычки между ними и пограничными войсками непременно приводили к гибели очередного несчастного водителя, пытавшегося провезти еду в город. Я второй раз предложил Дмитрию ехать со мной. Да, это опасно. Да, приходится вторгаться на вражескую территорию, но если все получится…

– Вы будете героями, – договорила Татьяна. – И что же? Получилось?

– Да, – тихо признался Александр.

Татьяна восхищенно воззрилась на него, надеясь, что он не прочтет по глазам, какие чувства ее обуревают.

– И ты добровольно пошел на такое?

– Да.

– Тебя по крайней мере повысили в чине?

Он лихо отдал честь.

– Теперь я капитан Белов. Видишь мою новую медаль?

– Нет, перестань! – воскликнула она, расплываясь в улыбке.

– Что? – выдавил Александр, жадно вглядываясь в ее лицо. – Ты… гордишься?