Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

– А это что? – взвизгнула она, швырнув в него деньги. – Тебе это было нужно? Десять тысяч долларов, которые я нашла в твоей книге? Задумал бежать в Америку без меня? Или все же оставил бы немного в благодарность за то, что расставляла перед тобой ноги?

– Таня…

Схватив пистолет, она яростно ткнула рукоятью в его живот и направила дуло на себя.

– Я хочу обратно то, что ты у меня взял, – с трудом прохрипела она. – И жалею, что берегла себя для такого, как ты. Лучше застрели меня, лжец и вор. Все равно мне не жить. Спусти курок, и покончим с этим.

Она снова ткнула пистолет в живот, чуть повыше солнечного сплетения, и уперла дуло в ложбинку между грудями.

– Давай, Шурочка! Прямо в сердце!

Он молча отнял у нее оружие. Татьяна размахнулась и хлестко ударила его по лицу.

– Уходи. Уходи немедленно, – велела она, вытирая предательскую слезу. – Нам было хорошо, ты прав, но ничего нельзя повторить. Ты трахал меня где и когда вздумается. Вероятно, это единственное, что ты хотел получить. И получил.

Она сорвала кольцо и швырнула в него.

– Возьми. Отдашь своей следующей шлюхе.

Опущенные плечи затряслись. Повернувшись, она побрела к печи, легла и завернулась в белую простыню. Как в саван.

Александр выбежал, бросился к реке и долго плавал, словно ожидая, что холодная вода смоет боль, раскаяние, любовь… Через три ночи наступит полнолуние. Если остаться в воде, может, она унесет его в Волгу, в Каспийское море, так, чтобы никто не нашел… Лишь бы плыть и ничего не чувствовать. Это все, чего он хочет. Не чувствовать.

Но он все же вернулся обратно и молча лег рядом с Таней, прислушиваясь к ее дыханию, прерывистому, как у всякого, кто долго плакал и не мог успокоиться. Она лежала, свернувшись клубочком, у самой стены.

Он вытряхнул ее из простыни, прижался всем телом и, слегка раздвинув ее ноги, скользнул внутрь. И прижался губами к ее затылку. Левая рука прокралась под нее, правая сжимала ее бедро. Он баюкал ее, укачивал. Как ребенка.

Но Татьяна едва шевелилась. Она не отпрянула от него, не отодвинулась, но и не издала ни единого звука. Как всегда. Она принимала его в себя. Как всегда.

Она наказывает его.

Александр закрыл глаза.

Он заслужил все это и еще что-нибудь похуже!

И все же вынести ее молчание не было сил.

Он стал целовать ее волосы, плечи, спину. Не мог проникнуть достаточно глубоко в ее порабощающее тепло, чтобы обрести покой.

Наконец она, не сдержавшись, застонала, схватила его за руку, и на этот раз он не сумел не излиться в нее.

И еще долго оставался в ней. Даже когда услышал тихий плач.

– Татьяша, не нужно. Я не хотел. Прости за глупую жестокость.

Он погладил ее живот.

– Хотел, – бесстрастным эхом отозвалась она. – Ты солдат. И поступаешь как солдат.

– Нет, Тата, – запротестовал Александр, ненавидя себя, – прежде всего я твой муж. Ощути меня, Тата, мое тело, мои руки, мои губы, почувствуй, что в моем сердце. Я и вправду ничего такого не хотел.

– Когда же ты перестанешь говорить то, чего не хочешь? – вырвалось у нее.

Он жадно вдыхал ее запах, зарываясь лицом в золотистые волосы.

– Знаю. Прости.

Она не ответила, но и не отняла руку.

– Повернись ко мне, – попросил он, чуть отстранившись.

– Нет.

– Пожалуйста. Повернись и скажи, что прощаешь меня.

Татьяна повернулась, подняв на Александра заплывшие от слез глаза.

– О милая…

Он осекся и опустил голову, не в силах вынести душераздирающего зрелища.

– Дохни на меня. Я хочу ощутить запах черники…

Она послушалась. Александр жадно втягивал ее теплое дыхание – ртом, легкими, всем своим существом.

– Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня.

– Прощаю, – глухо повторила она.

– Поцелуй меня. Я по твоим губам пойму, простила ли ты.

Она поцеловала его. Ее веки медленно опустились.

– Ты не простила меня. Еще раз.