Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Роберт рвал и метал от злости, я никогда еще не видела, чтобы кто-то так сильно терзался ревностью. Готова поклясться, что когда я касалась его, то чувствовала, как кровь закипает в его жилах, а жар, исходивший от его тела, опалял мне пальцы. Я уже забыла, как он улыбается, теперь он бросал на меня лишь сердитые взгляды, а его беспокойные темные глаза, словно угли, прожигали мою кожу. «Все, кто советует королеве выбрать себе в мужья чужестранца, – либо изменники, либо попросту желают зла ее величеству!» – рычал он, вскакивая из-за стола, и глаза его метали молнии в каждого, кто осмеливался ему возразить. А его ватага головорезов в ливреях, эти славные рыцари плаща и кинжала, частенько скрещивали мечи со свитами наших иностранных гостей. Он даже пытался подкупить моих чужестранных ухажеров на деньги, которые брал у лондонских ростовщиков под огромные проценты, убеждал их отступиться, бежать с поля боя, заверяя, что «знает королеву лучше всех, будучи знаком с нею с восьми лет, и что с тех самых пор она твердит лишь одно: “Я никогда не выйду замуж, останусь до конца своих дней девицей”».

Я напомнила ему, что, говоря о смерти своего суверена, он совершает государственную измену, а потому лишила его своего общества на целую неделю. В это время я приглашала по утрам к себе в опочивальню то мило краснеющего Трусбери, то не по годам щеголеватого Пикеринга, удостаивая их великой чести – подать мне рубашку. Пока я пряталась, обнаженная, за ширмой, Роберт, которому я прежде всегда доверяла исполнить эту особо интимную обязанность, метался у дверей моих покоев и едва сдерживался, чтобы не ворваться в мою опочивальню и не порубить соперников мечом на куски. Иногда я даже намеренно загодя отсылала его. «Покиньте двор, вы становитесь невыносимым, – говорила я ему, – видеть вас рядом с собой не желаю». И он уезжал куда-то вместе со своей свитой, и меня совершенно не заботило, куда он направлял свои стопы – да хоть в преисподнюю к самому дьяволу!

Чтобы еще более запутать своих английских и чужестранных поклонников, иногда я, напротив, щедро одаривала вниманием человека, которого с детства привыкла называть «милый Робин». Частенько во время театральных представлений или концертов я делала вид, будто совсем теряю голову от любви, протягивала руку и поигрывала черными кудрями Роберта, щекоча легонько его шею. А когда озадаченные послы, беспокоясь о моей чести и непорочности, осторожно намекали мне на чрезмерную близость с лордом Робертом, я отвечала: «Природа наделила его столькими достоинствами, что если бы я решилась выйти замуж, то предпочла бы его всем принцам мира». Иногда я соблазняла их иного рода фантазиями, говоря, что «я и вправду не ангел, не спорю, у меня есть чувства к лорду Роберту, и мне по душе его неоспоримые достоинства». А чтобы еще больше напустить туману, я добавляла: «Он мне как брат, он – мой лучший друг. И отношусь я к нему именно так, с уважением и любовью, чего он и заслуживает». Часто я возмущалась и отвечала на претензии следующим образом: «Я порчу свою репутацию, уделяя столько внимания лорду Роберту. Обо мне и в Англии, и в других державах и так уже говорят, что я веду себя непристойно». Скорбно вздыхая и покачивая головой, я опускала глаза и продолжала уже более спокойным тоном: «И это неудивительно! Мы молоды, оттого о нас и судачат… Но ведь каждый миг моей жизни проходит под пристальными взорами моих придворных, следящих за каждым моим шагом, и я действительно не понимаю, откуда появляются такие ужасные слухи».