Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Когда я возвращаюсь на длинный балкон, Ли стоит в самом его конце, в костюме парашютиста, и мне становится неловко за свой липовый «армани», но потом она поворачивается, ее глаза вспыхивают, и она окидывает меня приятнейшим оценивающим взглядом. Затем до самого низа расстегивает молнию на костюме и снимает его с плеч, открывая блестящее платье, тонкой волной струящееся с белого плеча к точеным лодыжкам – каким-то чудом (без девичьей магии, чую, не обошлось) она раздобыла на войне шелковое платье. Гонзо, мастер на все руки, нашел мне штатский костюм, но даже ему оказался не по зубам такой гламур. Без его помощи, посредством одних лишь женских связей, Ли теперь выглядит как лауреат «Оскара». Она выгибается. Складки платья спадают вниз, и, босая, она выходит из костюма, целует меня и тут же отстраняется, испустив победный вопль. Женщина, победно вопящая в вечернем платье, достойна восхищения.

Ужин при свечах в ресторане «У Гонзо» заканчивается в час ночи. Кухня не итальянская, скорее, смесь азиатской и южноевропейской, к которой нам подают виноподобный напиток из манго, купленный у приятеля Рао Цура. Мы с Ли смотрим друг на друга через столик. Передавая ей кувшин с водой, я касаюсь ее пальцев, и это почти невыносимо, а потом мы танцуем. Аннабель (теперь уже Энни) поет джаз, Гонзо аккомпанирует ей на гребенке и бумаге, а здоровяк Джим Хепсоба у нас за ударника. Вокруг установлен стометровый железный кордон, охраняемый Орлицей с прибором ночного видения и страшной пушкой, но Гонзо заверяет меня, что Салли больше не будет направлять бинокль в нашу сторону. Мы останемся наедине. Он широко распахивает королевские покои, обнимает меня и уходит на какую-то миссию, обещанную в уплату за свидание. В комнате две кровати, но у Ли нет времени на мое рыцарство, и мы порывисто валимся на одну. Все, больше вам ничего не нужно знать об этом вечере. Позже мы засыпаем, окутанные терпкими ароматами мускуса и жимолости.

Топот ботинок по каменному полу, лязг. Гонзо, торопливый и серьезный. Я сразу просыпаюсь: даже после ласк и короткого расставания с другом часть меня узнает этот вид спешки. Когда Гонзо подходит к кровати, я уже стою, и он бросает мне два свертка. Ли тоже просыпается быстро – медсестры знают, как действовать в критических ситуациях. Когда Гонзо выходит за дверь, я вытряхиваю содержимое свертков и понимаю, что он был в скафандре. Нам тоже предстоит надеть костюмы, защищающие от химического и биологического оружия, и это очень плохо: значит, либо они, либо мы решили играть не по правилам, а поскольку у нас биологического и химического оружия нет (зато есть штука пострашнее), это могут быть только они. Враг допустил роковую ошибку: теперь на этой арене испытают детище профессора Дерека. Мысль кошмарная, и я уже хочу испугаться, но страх подождет – я одеваю Ли в скафандр и приклеиваю липкой лентой ее жетон, она делает то же самое для меня, и мы выбегаем, шаркая, из нашего рая, обратно к конвою, и костюмы пахнут чужими подмышками, латексом, герметиком, моим собственным страхом и совсем чуть-чуть – нашими с Ли телами.

– Газовая атака, – говорит Гонзо. – Зарин, выброс в пяти километрах от нас. Ветер?

Орлица отвечает:

– Тридцать градусов, мимо.

Это значит, что облако пройдет мимо, потому что ветер дует под углом тридцать градусов к прямой, проведенной между нами и точкой выброса. Но потом какой-то урод говорит:

– Второй выброс! – И этот урод – Гонзо.