Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Газ стелется широким фронтом, и мы под него попадаем – нашим защитным костюмам предстоит тяжелое испытание. Все проверяют швы, Джим Хепсоба во втором фургоне дает Энни герметик и велит залезать внутрь, потому что сейчас никто стрелять в нас не будет, а если и будет, то мы просто рванем что есть духу. Салли Калпеппер предупреждает по рации остальные подразделения, а официанты-десантники выглядят довольно невозмутимо, потому что ухаживают за своими костюмами и знают, что с ними все в порядке. Ли дрожащей рукой берет мою, прислоняется к моему шлему и пристально глядит мне в глаза, и я знаю, знаю, что пока мы смотрим друг на друга, все будет хорошо.

Все и есть хорошо.

Пока мы не добираемся до Красных Ворот, где хозяйничает капитан-идиот Бен Карсвилль.

Капитан Карсвилль – фантазер, который живет на войне как в кино: нечто среднее между всеобщим посмешищем и сосущей раной груди. Капитаном он стал в мирное время и только благодаря тому, что выглядел, разговаривал и двигался, как образцовый солдат. Он уворачивается от пуль, бегает так и эдак, ползает, кувыркается и выделывает финты. Кстати, лучший способ не угодить под пулю, когда по тебе открыли огонь, – бежать по сравнительно прямой линии к ближайшему укрытию и там оставаться. Если нужно наступать, то каждый солдат двигается скачками до самой цели. И только если враг очень, очень близко, имеет смысл выписывать зигзаги – в противном случае быстро устанешь и дольше пробудешь под огнем.

Бен Карсвилль сверхъестественно красив и необычайно мужественен. Глядя на него, хочется внимать безупречным мудростям, срывающимся с его безупречных губ. Увы, этот безупречный голос предвещает безупречное дерьмо. Карсвилль вырос на военной порнушке – на фильмах, снятых людьми, никогда не видавшими войны, и на комиксах, героев которых зовут Рядовой Скала или Железный Рой. Он был курсантом, потом лейтенантом, участвовал в действиях по наведению порядка, но дальше парочки демонстраций и несработавшей бомбы в автомобиле дело не зашло. Его боевой опыт ограничивается несколькими вылазками на обочинах этой войны, «расследованием фактов» для наезжих политиков. Бен Карсвилль считает войну своеобразным мужским спортом, а раненые и убитые – лишь необходимое условие игры.

Еще он уверен, что никакой газовой атаки не будет. Гонзо и его ребят одурачил Враг. Им каким-то образом предоставили ложные сведения, чтобы они уговорили мудрого и всемогущего капитана Карсвилля оставить позиции, после чего Враг без труда их займет и тут же устроит веселую вечеринку, на которой будет закидывать портрет Бена Карсвилля яйцами всмятку и презрительно ухмыляться. В согласии с этим нетривиальным подходом к ситуации Карсвиль не велел своим солдатам надеть защитные костюмы и не известил фудинцев. Готовясь к нападению врага, он приказывает нам оставаться на местах, а «Гонзо и Ко» ехать обратно и оценить обстановку. Это не настраивает моего друга на примирительный и сотруднический лад. Это повергает его в суровую спецназовскую ярость.

– Ветер? – вопрошает он.

– Двадцать пять градусов, мимо, – отвечает Орлица. Значит, все еще хуже.

– Сколько осталось времени?

– Десять минут.

– Допустим, пятьсот сорок секунд… начинаем отсчет.

То есть нам еще хватит времени одеть всех солдат и даже эвакуировать большую часть катирцев, хотя им придется ехать очень, очень быстро по довольно скверным дорогам. Гонзо считает, пока проверяют документы, считает, когда нас пропускают, считает, когда мы идем к капитану, считает, когда Бен Карсвилль по-прежнему не отдает приказ, считает вслух, врываясь в штабную палатку со знаками различия на одной руке и газоопределителем в другой. Гонзо сам стоял в облаке и видел, как химическая пленка среагировала на газ. Он абсолютно уверен, что никто его не дурачил. У него нет времени на это дерьмо. Он точно знает, сколько времени осталось, потому что вслух отсчитывает секунды.