Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Райдер Хаггард (1885, 1887,1906)

В одиннадцать часов дождь немного утих, мы пристали к левому берегу и развели огонь. Не осмелившись пойти в лес поохотиться, мы довольствовались жареной рыбой. В два часа мы тронулись в путь, взяв с собой запас рыбы.

Дождь припустил сильнее. Из-за камней, мелководья и чрезвычайно сильного течения плыть по реке становилось все труднее. Было очевидно, что к ночи нам не добраться до гостеприимной миссии — перспектива не особенно приятная! В пять часов, совершенно измученные, мы очутились на расстоянии десяти миль от миссионерского пункта и, примирившись с этим, озаботились поиском безопасного ночлега.

Не решившись пристать к берегу, покрытому густой растительностью, где могли спрятаться мазаи, мы бросили якорь на крохотном скалистом островке посреди реки. Крепко привязав пироги, мы постарались устроиться настолько комфортно, насколько позволяли обстоятельства. Несмотря на отвратительную погоду — дождь пронизывал нас до костей, мешая развести огонь, — одно обстоятельство утешало нас. Аскари сообщили, что ничто не заставит мазаев напасть на нас в такую погоду, поскольку они не любят дождя и ненавидят даже саму мысль о мытье. Мы поужинали невкусной холодной рыбой, все, за исключением Умслопогаса, который, как истинный зулус, не выносил ее, и выпили виски из нашего запаса. Это была самая тяжелая ночь, которую мне пришлось пережить, за исключением, пожалуй, той ночи, когда мы, трое белых людей, могли погибнуть от холода во время нашего путешествия в Страну Кукуанов. Ночь тянулась бесконечно, и я боялся, что наши ваквафи умрут от дождя и холода; они, наверное, умерли бы, если бы я не давал им небольших порций виски. Даже такой закаленный воин, как Умслопогас, ощущал все неудобство нашего положения, хотя в противоположность ваквафи, которые стонали и жаловались на свою судьбу, он не произнес ни одной жалобы. Под утро мы услышали крик совы и начали готовиться к нападению врага, хотя не думаю, что мы могли оказать серьезное сопротивление. Но сова на этот раз оказалась настоящей, да и сами мазаи, наверное, чувствовали себя так скверно, что и не помышляли о нападении.

Наконец первые лучи рассвета скользнули по воде, и дождь прекратился, и солнце, прогнав туман, прогрело воздух. Измученные, мы отогревались в ярких лучах, чувствуя горячую благодарность светилу. Теперь я понимаю, почему первобытные народы боготворили солнце, игравшее слишком большую роль в их жизни.

Через полчаса мы двинулись в путь с помощью попутного ветра. Вместе с солнцем к нам вернулось хорошее расположение духа, и мы готовы были смеяться над опасностями ночи. В одиннадцать часов, когда мы подумывали, как обычно, остановиться на отдых и застрелить дичь на обед, внезапный поворот реки открыл перед нами картину настоящего европейского дома с опоясывающей его верандой, превосходно расположенного на холме и окруженного высокой каменной стеной и рвом.

Над домом широко разрослась огромная, ветвистая сосна, верхушку которой мы видели несколько раз за последние два дня, не подозревая, что она растет в самой миссии. Я первый заметил дом и не мог удержаться от радостного возгласа, подхваченного товарищами. Мы и не подумали разбивать лагерь на берегу, а усердно принялись грести. Хотя казалось, что дом находится близко, однако мы причалили к берегу, на котором он высился, только в час. К нам навстречу уже спешили трое людей в привычных английских костюмах.

— Мужчина, дама и ребенок, — воскликнул Гуд, вглядываясь в трио через монокль, — бегут нам навстречу по прекрасному саду. Повесьте меня, если это не самая занимательная вещь, которую мы видели!

Капитан Гуд был прав. Странно было видеть здесь европейцев; это походило на сон или сцену из итальянской оперы. Но сон превратился в реальность, когда мы услышали слова, обращенные к нам на шотландском наречии: