Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Райдер Хаггард (1885, 1887,1906)

По вечерам у сэра Генри, капитана Гуда и у меня вошло в привычку ужинать с королевами, конечно не всегда, но примерно через день, когда они были не заняты государственными делами. Эти маленькие ужины были прекрасны. Думаю, что особая прелесть Нилепты заключалась в ее простоте и наивном интересе ко всяким пустякам. Это была самая простая и милая женщина, какую я когда-либо знал, спокойная, удивительно кроткая и нежная; но она умела быть гордой королевой, принимая важные решения, и пламенной дикаркой, если ее раздражали.

Никогда мне не забыть сцены, когда я в первый раз убедился, что она любит сэра Куртиса. Это случилось из-за пристрастия капитана Гуда к женскому обществу. Прошло три месяца обучения языку Цу-венди, когда капитан решил, что ему страшно надоел старый наставник, и, не говоря никому ни слова, заявил жрецу, что мы не можем делать дальнейших успехов в языке, если нас не будут учить женщины. «Молодые женщины, — заботливо добавил он. — На моей родине, — пояснил Гуд, — существует обычай выбирать прелестнейших девушек, чтобы учить языку чужестранцев».

Ученые джентльмены слушали разинув рот. Они поверили его словам, философски допуская, что созерцание красоты благодатно действует на развитие ума, подобно тому, как солнце и свежий воздух физически оживляют человека. Было решено, что мы несравненно быстрее и легче выучим язык Цу-венди, если найдутся учительницы! Поскольку женский пол болтлив, то мы таким образом вскоре приобретем нужную нам практику в языке. Жрецы ушли, уверяя капитана Гуда, что его приказание вполне соответствует их желанию!

Можно себе представить мое удивление и ужас, думаю, так же как и сэра Генри, когда, войдя в комнату для занятий, на следующее утро мы увидели вместо наших почтенных наставников трех прехорошеньких молодых женщин, которые краснели, улыбались и приседали, поясняя, что присланы обучать нас. Пока мы удивленно переглядывались, Гуд начал объяснять, что жрецы посоветовали ему накануне вечером найти учительниц для дальнейшего изучения языка.

— Ладно, — сказал сэр Генри, отвечая на мой незаданный вопрос. — Если мы отошлем дам, это может оскорбить их чувства. Нельзя быть грубыми, вы видите, что они покраснели.

Капитан Гуд начал урок с самой хорошенькой из трех, и я со вздохом последовал его примеру. День прошел хорошо. Молодые дамы были очень снисходительны и только смеялись, когда мы перевирали слова. Я никогда не видел Гуда таким внимательным к уроку; даже сэр Генри, казалось, с новым рвением принялся за изучение языка. «Неужели так будет всегда?» — подумал я.

На следующий день мы были несколько любезнее с дамами, уроки прерывались их вопросами о нашей родине, и мы отвечали, как умели, на языке Цу-венди. Капитан Гуд уверял свою учительницу, что ее красота превосходит красоту целой Европы, как солнце — красоту месяца.

— Я только учительница и ничего больше, нельзя говорить такие вещи бедной девушке! — возразила она.

Затем дамы спели нам очень трогательную песню Цу-венди. На третий день мы были уже друзьями. Гуд рассказывал хорошенькой учительнице свои любовные приключения, чем очень растрогал ее. Своей учительнице, веселой голубоглазой девушке, я толковал об искусстве Цу-венди, а она, пользуясь всяким удобным случаем, сажала мне на спину какое-то насекомое вроде таракана. Сэр Генри со своей наставницей тоже углубился в изучение слов и их значений на языке Цу-венди. Дама нежно произносила слово, означающее «рука», — и сэр Генри брал ее за руку, произносила слово «глаза» — и он заглядывал в ее глубокие глаза, затем послышалось слово «губы»… Но в этот момент моя учительница ухитрилась засунуть мне за ворот таракана и, громко смеясь, убежала. Смеясь над дерзостью моей учительницы, я попытался избавиться от гадкого насекомого. Затем схватил подушку, на которой она сидела, и бросил ей вслед.