Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер (2015)

Тонкие складки в моих толстых пальцах разворачивались, словно лепестки цветка, от центра к краям, пока у меня на ладони не осталась маленькая, вырезанная из дерева розочка на кожаном шнурке. Узел остался завязанным. Кожу перерезали в другом месте. Я порывалась схватить ее, но Энджи помешала, сжав мне руку и отрицательно покачав головой. Я поднесла розу в ее бумажной колыбельке поближе к своему лицу. Люсьен после купания. Запах гигиенической пудры и чистых полотенец. Теплая черная смородина, пчелы и лютики. Я без устали искала этот талисман. Кто последним его касался? Неужели я?

Завернув розочку, я заметила, что мои потные пальцы оставляют на бумаге следы.

– Откуда это? – наконец произнесла я.

Энджи беззвучно плакала. Слова нельзя было расслышать.

– От сестры Джеки, – наконец произнесла она.

Это не укладывалось у меня в голове.

– Сестра Джеки… Нет, это никак не может быть Джеки. Мы были с ней подругами, Энджи.

– Я не знаю, я многого не знаю.

– Ты с ней разговаривала?

Дочь вытерла глаза, вымазав черной тушью край белой блузки.

– Я выследила их. Я должна была хотя бы что-то сделать. Вначале я расклеилась, но Чарли помог мне собраться с силами. Мы вместе решили их разыскать. Ну, короче говоря, мы поехали в Норфолк. Теперь их осталось совсем немного. Это видно по посещаемости их сайта. Кажется, люди перестали во все это верить. Я увидела несколько новых женщин. Их я не знаю. Эта корова Амалия не согласилась с нами разговаривать, так что поездка казалась бесполезной.

– А это у тебя откуда?

Энджи нервно вскочила на ноги.

– Дело в том, что там была Ева. Я была удивлена. Никогда не понимала, что она вообще находит во всем этом сестринстве. Ева вышла из фургона Амалии, и я подумала, что из этой поездки, может, что-то да получится. Она меня узнала и нагнала, когда я уже уходила из лагеря. Ева сказала, что ей очень жаль Люсьена, заверила в том, что верит в твою невиновность, и наговорила уйму прочих банальностей. А потом она сказала, что Джеки забрали в психиатрическую лечебницу, утверждала, что сестрам было очень трудно после этого, ведь никто не мог предположить, что это сделала Джеки.

– Значит, это была Джеки…

Прежде я даже не думала о том, что правда может оказаться в равной мере невообразимо тяжелой, кто бы ни оказался убийцей.

– Не торопись с выводами. – Энджи отошла от меня, отломила ветку и со свистом рассекла ею воздух. – Выслушай меня хоть раз в жизни. Я поехала увидеться с Джеки. Ее поместили в обычную психиатрическую больницу, а не в тюремную. Никаких обвинений ей не предъявляли, ничего, связанного с тем, что произошло здесь. Она пребывает в ужасном состоянии. От нее ни на минуту не отходит сиделка. Джеки все время норовит причинить себе вред. Ее руки… Если ты думаешь, что у меня руки в шрамах, так ее руки все изранены дальше некуда.

Я побывала сама в таком состоянии и подобном месте, как в прямом смысле слова, так и в переносном. Моей инстинктивной реакцией на ее слова было вертящееся на языке замечание, что Джеки – ненадежный источник информации, что Энджи не следует возлагать надежды на сумасшедшую. Я хотела высказаться, но дочь и слушать меня не стала.

– Мне она показалась вполне разумной. Джеки попросила меня прийти на следующий день, сказала, что должна со всем разобраться и подготовиться. Когда я вернулась на следующий день, меня ожидал конверт и записка, в которой Джеки просила привезти все это тебе. Больше она со мной говорить не стала, но передала мне розу. Мама, она написала тебе вот это письмо.

– Что там написано?

– Я не стала читать, ведь оно адресовано тебе. Я развернула розу. Джеки написала мне, что завернуто в бумагу и как я должна с этим обращаться, но письма я не читала. – Энджи присела на скамейку рядом со мной, вся дрожа. – Это должны сделать мы, вернее ты, – поправила она себя.