– Заткнись! Ты мразь! Я верю твоему рассказу, самовлюбленный ублюдок. Вот только все это случилось совсем не в ту ночь, когда убили Александрию. Ты разозлился до предела и зарезал ее.

– У тебя, детектив, просто страсть ко всяким фантазиям.

О’Брайен придвинулся вплотную к Руссо, ища в его глазах или позе хоть какой-то намек на обман.

– Смотри на меня! Что ты сделал с письмом, которое Спеллинг написал для отца Каллахана?

– Что еще за хреново письмо? – улыбнулся Руссо.

О’Брайен пристально посмотрел на Руссо и произнес:

– Барби, дай мне сумочку.

– Раз уж все записывается, – сказала она, – технически это не моя сумочка.

– Дай ее мне.

Она протянула О’Брайену сумку. Он запустил руку внутрь и достал за панцирь каменного краба. Две здоровенные клешни раскрылись и щелкнули, глаза краба были темны, как маленькие черные жемчужины.

– Эй! Мужик, ты чего? Какого хрена ты делаешь? – воскликнул Руссо высоким, просящим голосом.

– Каменный краб такого размера, – произнес О’Брайен, – выдает почти две тысячи фунтов давления, когда сжимает клешни.

Взгляд Руссо метался между крабом и О’Брайеном:

– Ты спятил.

51

– Да подожди же минутку! – закричал Руссо.

– Ты говорил, что ел таких крабов, – сказал О’Брайен, – на балконе у Серхио Конти, а потом кидал вниз панцири. У них потрясающие клешни – кажется, будто они больше самого тела. Крабы давят ими раковины моллюсков. Представь, что такая клешня сделает с твоим носом.

– О’Брайен, ты покойник.

О’Брайен с крабом в руке подошел поближе, клешни краба распахнулись, как дуги капкана.

– Скажи, сколько ты хочешь! – торопливо произнес Руссо. – Слушай, я дам тебе все, что пожелаешь. Сто кусков, и ты вместе с большими сиськами можешь уехать на какой-нибудь гребаный остров.

– Я хочу только правды.

– Я говорю тебе чистую правду! – выкрикнул Руссо, глядя на огромного краба.

– Если этот краб может раздавить раковину моллюска, – сказал О’Брайен, – он раздавит твой мизинец, как куриную косточку.

– О’Брайен… пожалуйста…

Барби прижала руку ко рту:

– Вот теперь у меня точно пропал аппетит.

– Сотня тысяч баксов! Я дам тебе наличными. И ты уйдешь отсюда. Без вопросов. Мы договорились, и все забыто.

– Где письмо Спеллинга? – крикнул О’Брайен, а клешни краба щелкнули в воздухе.

– Ты пришел не к тому парню! Ищи среди своих…

Лицо Руссо перекосило, будто с него стала слезать кожа. Вены на шее вздулись. Он побагровел, а потом с лица сбежали все краски.

– Грудь! – выкрикнул он. – Мне дышать нечем! Сердце!

– Штат в полном праве упрятать тебя подальше, Руссо, так что я сейчас позвоню в девять-один-один, но сначала… скажи мне, ты убил Александрию Коул? Скажи правду!

– Ладно! – заорал Руссо. – Ладно! Я убил эту суку! Доволен? Я ее зарезал!

Он замолчал. Его руки тряслись. Руссо осел на колени, изо рта побежала струйка слюны.

– Кен! – крикнула Барби. – Сделай что-нибудь! Он умирает!

– Слева от дивана, на столе, местный телефон, – сказал О’Брайен. – Позвони им и скажи, что у Джонатана Руссо сердечный приступ в «Опиумной курильне».

О’Брайен расстегнул наручники, и Руссо, как сломанная кукла, упал на пол лицом вниз. Пока Барби говорила по телефону, О’Брайен засунул краба в сумку и подобрал наручники и диктофон.

– Кен, я боюсь.

– Не стоит.

– А если он умрет?

В дверь постучали. О’Брайен открыл. В комнату вошли двое здоровенных вышибал, одетых в черное.

– Что за херня тут происходит? – спросил один из них.

– Джонатан немного перевозбудился, – ответил О’Брайен. – Барби подняла ему настроение сильнее того снежка, который он нюхает. Бедняга просто рухнул на пол.

Вышибала опустился на колени и приложил палец к шее Руссо.