Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

Гостиные были переполнены, и господин де Бриссак, представляя регента, уже открыл бал с герцогиней Тулузской. Парк кишел толпой, и во всех более или менее дикарских шатрах шла игра в ландскнехт. Невзирая на караулы французских гвардейцев (переодетых оперными индейцами), поставленных у дверей всех соседних домов, выходящих в парк, многим наглецам все же удалось проникнуть туда. Тут и там встречались домино весьма сомнительного вида. Шум был оглушительный, ликующая толпа сновала по парку, решив развлекаться во что бы то ни стало. Однако короли празднества еще не выходили. Не было видно ни регента, ни принцесс, ни добрейшего господина Лоу. Все ждали их.

В вигваме из алого бархата, украшенного золотой бахромой, в котором вожди племен, обитающих на великой реке, с радостью бы выкурили трубку мира, стояло несколько столов. Вигвам этот находился неподалеку от поляны Дианы под самыми окнами кабинета регента. В нем собралось многочисленное общество.

Вокруг мраморного стола, покрытого циновкой, шла бурная игра в ландскнехт. Золото швыряли пригоршнями, кричали, хохотали. Неподалеку за другим столом компания старичков играла в реверси, ведя пристойный, негромкий разговор.

У ландскнехтского стола мы имели бы возможность узнать красивого маленького маркиза де Шаверни, Шуази, Навайля, Жиронна, Носе, Таранна, Альбре и других. Господин де Пероль тоже был здесь и выигрывал. У него была такая привычка, и всем это было известно. И все внимательно следили за его руками. Впрочем, во времена Регентства плутовство в игре не считалось за грех.

За столом слышались только суммы, которые все росли и увеличивались. «Сто луидоров! Сто пятьдесят! Двести!» — и иногда проклятия проигравших, невольный смех выигравших. Все играющие, разумеется, были без масок. Зато по аллеям прогуливались, беседуя, множество масок и домино. Лакеи же в фантастических ливреях и, по большей части, в масках, дабы не выдавать инкогнито своих хозяев, держались по другую сторону малого крыльца апартаментов регента.

— Выигрываете, Шаверни? — поинтересовалось маленькое голубое домино со сброшенным с головы капюшоном, заглянув в шатер.

Шаверни как раз выкладывал на стол остатки денег, бывших у него в кошельке.

— Сидализа! — воскликнул Жиронн. — Поспеши к нам на помощь, о нимфа девственной чаши!

Из-за спины первого домино появилось еще одно.

— Это вы о ком? — удивилось второе домино.

— Ни о ком, ни о ком, Дебуа, очаровательница моя, — отвечал Жиронн. — Я имел в виду только чашу.

— А мне все равно! — бросила мадемуазель Дебуа-Дюплан, входя в вигвам.

Сидализа дала свой кошелек Жиронну. Один из старичков, сидящих за столом, где играли в реверси, недовольно передернулся.

— В наше время, господин де Барбаншуа, — обратился он к соседу, — все было по-другому.

— Все испортилось, господин де ла Юноде, — согласился сосед, — все ухудшилось.

— Измельчало, господин де Барбаншуа.

— Выродилось, господин де ла Юноде.

— Переродилось.

— Опошлилось.

— Изгрязнилось!

И оба старичка в один голос со вздохом произнесли:

— Куда мы идем, барон? Куда мы идем?

Барон де Барбаншуа продолжал, ухватив барона де ла Юноде за агатовую пуговицу, украшавшую его старомодный кафтан:

— Кто эти люди, барон?

— Барон, я сам вас хочу спросить об этом.

— Таранн, ставишь? — крикнул в это время Монтобер, — пятьдесят!

— Таранн? — буркнул господин де Барбаншуа. — Это не фамилия, это название улицы.

— Альбре, ставишь?

— А этот прозывается, как мать Генриха Великого104, — заметил господин де ла Юноде. — Откуда они выуживают свои фамилии?

— А откуда Бишон, спаниель госпожи баронессы выудил свою кличку? — ответил господин Барбаншуа, открыв табакерку.

Проходившая мимо Сидализа запустила туда пальцы и ухватила щепотку табака. Барон смотрел на нее, разинув рот.

— Хороший табачок! — похвалила оперная дива.