Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

— Ничего, миссис Маккуорри. Мне бы не хотелось разозлить Золушку, — отвечает Эдисон.

Малышка гордо вручает ему карандаш правильного цвета, синий. Эдисон наклоняет голову и продолжает закрашивать картинку.

— На следующей неделе начинается отбор присяжных? — спрашиваю я. — Мне есть о чем волноваться?

— Нет, конечно нет. Это просто…

— Эдисон, — спрашивает Виолетта, — это цепь?

Он прикасается к ожерелью, которое начал носить с тех пор, как сблизился с двоюродным братом.

— Да, типа того.

— Значит, ты раб, — безапелляционно заявляет она.

— Виолетта! — одновременно вскрикивают Мика и Кеннеди.

— Боже, Эдисон. Рут… Мне так неловко. — Кеннеди вспыхивает. — Я даже не знаю, где она это услышала…

— В садике, — объявляет Виолетта. — Джосайя сказал Тайше, что люди, похожие на нее, раньше носили цепи и что в своей истории они были рабами.

— Мы обсудим это позже, — говорит Мика. — Ладно, Ви? Это не то, о чем стоит говорить сейчас.

— Все хорошо, — говорю я, хотя чувствую напряжение в комнате, как будто кто-то выкачал отсюда весь кислород. — Ты знаешь, что такое раб?

Виолетта отрицательно крутит головой.

— Это когда кто-то принадлежит кому-то другому.

Я наблюдаю, как маленькая девочка обдумывает мои слова.

— Как домашнее животное?

Кеннеди прикасается к моей руке.

— Вы не должны этого делать, — тихо говорит она.

— Вам не кажется, что однажды мне уже пришлось это сделать? — Я снова смотрю на ее дочь. — Вроде как домашнее животное, но и не совсем так. Давным-давно люди, которые выглядят так, как ты и твои мама с папой, нашли на земле место, где жили люди, похожие на меня, на Эдисона и на Тайшу. И мы занимались там такими прекрасными вещами — строили дома, готовили пищу, создавали что-то из ничего, — что они захотели, чтобы и в их странах было что-то такое же. Поэтому они привезли к себе таких людей, как я, даже не спросив у них разрешения. У нас не было выбора. Так что раб — это просто тот, у кого нет выбора в том, что он делает или что делают с ним.

Виолетта кладет карандаш и задумчиво хмурит лоб.

— Мы были не первыми рабами, — говорю я ей. — Про это рассказывается в книге, которая мне очень нравится. Она называется Библия. Египтяне сделали еврейский народ рабами, и те построили им из камней храмы, похожие на огромные треугольники. Они смогли превратить еврейский народ в рабов, потому что у египтян была сила.

В конце концов Виолетта, как любой четырехлетний ребенок, плюхается на свое место рядом с моим сыном.

— Давай лучше раскрашивать Рапунцель, — заявляет она, но вдруг задумывается. — То есть, — поправляется малышка, — ты хочешь раскрашивать Рапунцель?

— Давай, — соглашается Эдисон.

Может быть, кроме меня, никто этого не замечает, но, пока я объясняла, он снял цепочку с шеи и сунул в карман.

— Спасибо, — искренне говорит Мика. — Это был идеальный урок по истории Черных.

— Рабство — это не история Черных, — замечаю я. — Это история всех.

Включается таймер, и Кеннеди встает. Когда она уходит в кухню, я бормочу что-то насчет помощи ей и иду следом. Она оборачивается, щеки ее горят.

— Простите, простите меня, Рут.

— Не извиняйтесь. Она же еще ребенок. Она пока не знает, как правильно.

— Ну, я бы никогда не смогла ей объяснить так хорошо.

Я смотрю, как она вынимает из духовки лазанью.

— Когда Эдисон однажды пришел из школы и спросил, были ли мы рабами, ему было примерно столько же, как Виолетте сейчас. И меньше всего мне хотелось вести с ним такие разговоры и заставлять его чувствовать себя жертвой.

— На прошлой неделе Виолетта сказала мне, что хочет быть, как Тайша, потому что ей тоже нравятся бусинки на волосах.

— И что вы ей ответили?

Кеннеди медлит.