Анж Питу - Александр Дюма (1851)

– Нет, ваше величество, ни тот, ни другой. Мой учитель заметно превосходил всех, кого вы только что назвали. То, как он на моих глазах целил раны, было поистине чудо, он знал самые разные науки. Он проник в самые глубины египетских теорий. Он до тонкостей знал тайны древней ассирийской цивилизации. Это был глубокий ученый, опасный философ, в котором жизненный опыт соединен с несгибаемой волей.

– Я его знаю? – поинтересовался король.

Жильбер медлил с ответом.

– Я спрашиваю, знаю я его или нет?

– Знаете, ваше величество.

– Так назовите же его!

– Ваше величество, произнести перед королем имя этого человека значило бы вызвать ваше неудовольствие. Тем более в этот момент, когда большинство французов ни в грош не ставят королевское величие. А я не хотел бы бросать тень на то уважение, с которым все мы обязаны относиться к вашему величеству.

– Смело назовите этого человека, доктор Жильбер. Будьте уверены, у меня тоже есть своя философия, которая позволяет мне улыбаться в ответ на сегодняшние оскорбления и завтрашние угрозы.

Несмотря на слова ободрения, Жильбер продолжал колебаться.

Король подошел к нему.

– Сударь, – с улыбкой проговорил он, – назовите вы имя хоть сатаны, я и против него найду броню, да такую, какой у ваших догматиков нет и никогда не будет, броню, какой в наш век владею и какую, не стыдясь, надеваю, быть может, один я, – религию!

– Спору нет, вера вашего величества крепка, как вера Людовика Святого[145], – согласился Жильбер.

– И, признаюсь, доктор, в этом – вся моя сила. Я люблю науку, мне нравится материализм, я сам – математик, как вам известно: арифметическая сумма или алгебраическое уравнение наполняют меня радостью, но против людей, доводящих алгебру до безбожия, у меня есть в запасе моя вера, которая ставит меня, к счастью, на ступеньку выше их и в то же время, увы, на ступеньку ниже. Так что, как видите, доктор, я – человек, которому можно сказать все, я король, способный понять.

– Государь, – не без восхищения отозвался Жильбер, – я благодарю ваше величество за эти слова, за эту почти дружескую откровенность, коей вы меня удостоили.

– Ах, как бы я хотел, – поспешно проговорил застенчивый Людовик, – чтобы эти мои слова слышала вся Европа. Если бы французы увидели, сколько силы и нежности в моем сердце, уверен, они не были бы так настроены против меня.

Последние слова фразы, в которых крылось августейшее раздражение, несколько понизили Людовика в глазах Жильбера.

Поэтому он уже без обиняков сообщил:

– Раз вы этого желаете, знайте, государь: моим учителем был граф Калиостро.

– А, этот эмпирик! – побагровев, воскликнул Людовик XVI.

– Да, этот эмпирик, – подтвердил Жильбер. – Вашему величеству известно ведь, что слово, которое вы употребили, одно из самых почитаемых в науке. «Эмпирик» означает «человек, который пробует». Всегда пытаться, государь, для мыслителя, врача, да и просто человека – это самое великое и прекрасное из всего, что господь позволил делать смертным. Если человек пробует всю жизнь, то живет он не зря.

– Но, сударь, – возразил Людовик, – этот Калиостро был большим врагом королей.

Жильбер припомнил дело с ожерельем.

– Быть может, скорее королев, ваше величество?

От этого укола Людовик вздрогнул.

– Да, – согласился он, – в истории с принцем Роганом он занимал довольно двусмысленное положение.

– Ваше величество, здесь, как всегда, Калиостро занимался самым человеческим делом: он пробовал. Для него в науке, морали, политике не существует ни хорошего, ни дурного, а есть лишь установленные явления, приобретенные сведения. Впрочем, я вам уступаю, ваше величество. Я лишь повторю, государь, что порицание, которого часто заслуживает человек, в один прекрасный день может обернуться похвалой, поскольку потомки часто пересматривают мнения о людях, но я ведь учился не у человека, ваше величество, а у философа и ученого.