Анж Питу - Александр Дюма (1851)

При виде этого зрелища Байи ужаснулся. Голова Фулона была для него страшнее головы античной Медузы.

Лафайет, бледный, со шпагой в руке, принялся с отвращением расталкивать гвардейцев, которые пытались извиниться за свое бессилие.

Бийо, дрожа от негодования и лягаясь направо и налево, словно горячий першерон, вернулся в ратушу, чтобы не видеть того, что происходило на залитой кровью площади.

Что же до Питу, то захлестнувшая его на миг волна народной ненависти завершилась чем-то вроде припадка, и молодой человек, дойдя до берега реки, сел, закрыл глаза и заткнул уши, не в силах ничего больше видеть и слышать.

В ратуше царила растерянность: выборщики начали понимать, что они управляют движениями народа лишь до тех пор, пока это устраивает народ.

Самые яростные его представители еще развлекались тем, что таскали обезглавленный труп Фулона по сточной канаве, как вдруг из-за моста донесся новый крик, прокатился новый раскат грома.

На площади появился гонец. Но толпа уже знала, какую новость он несет. Она догадалась о ней по подсказке самых ловких своих вожаков, как свора собак берет след благодаря хорошему чутью наиболее опытной ищейки.

Толпа устремилась к гонцу и окружила его, она уже почуяла новую дичь, она разнюхала, что гонец будет говорить о г-не Бертье.

Так оно и оказалось.

Отвечая на вопросы нескольких тысяч человек одновременно, гонец вынужден был признать:

– Господин Бертье де Савиньи арестован в Компьене.

Затем, пробравшись в ратушу, он сообщил то же самое Лафайету и Байи.

– Да, я так и предполагал, – заметил Лафайет.

– Мы знали об этом, – подтвердил Байи, – и распорядились держать его под стражей там.

– Там? – удивился гонец.

– Ну да, я отправил туда двоих комиссаров с сопровождением.

– Отряд в двести пятьдесят человек, не так ли? – вмешался один из выборщиков. – Этого более чем достаточно.

– Так знайте же, господа, – ответил гонец, – что толпа разогнала сопровождающих и похитила арестованного.

– Похитила? – вскричал Лафайет. – Эскорт позволил похитить арестованного?

– Не стоит винить их, генерал, они сделали, что могли.

– Но что же с господином Бертье? – спросил обеспокоенный Байи.

– Его везут в Париж, – ответил гонец, – сейчас он в Бурже.

– Но если они доберутся сюда, он пропал! – воскликнул Бийо.

– Скорее! Скорее! – вскричал Лафайет. – Пятьсот человек в Бурже! Пусть комиссары и господин Бертье остановятся там на ночлег, а за ночь мы решим, что делать.

– Но кто осмелится взять на себя подобное поручение? – спросил гонец, с ужасом глядя через окно на бушующее море, каждая волна которого алкала смерти.

– Я! – воскликнул Бийо. – Уж его-то я спасу.

– Но это же верная гибель, – запротестовал курьер. – Вам предстоит путь, страшнее которого и не придумать.

– Я пошел, – отрезал фермер.

– Бесполезно, – прошептал Байи, напрягая слух. – Послушайте!

И верно: со стороны заставы Сен-Мартен донесся рокот, напоминавший отдаленный прибой.

Этот яростный шум вздымался над домами, как пар вздымается над сосудом с кипящей жидкостью.

– Поздно, – вымолвил Лафайет.

– Они идут! Идут! – прошептал гонец. – Слышите?

– Полк сюда! Полк! – воскликнул Лафайет с благородным безумием человеколюбия, составлявшим одну из светлых сторон его натуры.

– Ах, черт побери! – кажется, в первый раз выбранился Байи. – Разве вы не понимаете, что наша армия – это та же толпа, с которой вы собираетесь сражаться?

И он спрятал лицо в ладони.

Слышные вдалеке крики с быстротою молнии передались толпе, запрудившей улицы, а от нее – людскому морю на площади.

XII. Зять