История твоей жизни (сборник) - Тед Чан (2002)

Я закончила последнюю основу в предложении, положила мел и села за стол. Откинулась назад и оглядела написанное мной огромное предложение на гептаподе B, которое покрывало всю доску в моем кабинете. Оно включало несколько сложных клауз, и мне неплохо удалось их объединить.

Глядя на такие предложения, я понимала, почему гептаподы разработали семасиографическую систему письменности вроде гептапода B; она лучше подходила биологическому виду с одновременным восприятием. Для них речь была узким местом, поскольку требовала последовательного выстраивания слов. На письме же все отметки на странице были видны одновременно. Зачем надевать на письменность глоттографическую смирительную рубашку, требуя, чтобы она была такой же последовательной, как речь? Гептаподам бы это и в голову не пришло. Семасиографическое письмо естественным образом использовало преимущество двухмерности страницы; вместо того чтобы скупо выдавать морфемы по одной, оно сразу предлагало целый лист, заполненный ими.

И теперь, когда гептапод B познакомил меня с одновременным восприятием, я поняла логическое обоснование грамматики гептапода A: то, что моему последовательному сознанию казалось избыточно сложным, теперь выглядело попыткой придать гибкость ограниченной последовательной речи. В результате мне стало проще пользоваться гептаподом A, хотя он все равно был слабой заменой гептаподу B.

В дверь постучали, и Гэри просунул голову в кабинет.

– Полковник Вебер будет здесь с минуты на минуту.

Я поморщилась.

– Точно.

Вебер собирался участвовать в беседе с Трескуном и Фыркуном; мне предстояло исполнить роль переводчика, работа, которой я не училась и которую не любила.

Гэри зашел в кабинет и закрыл дверь. Вытащил меня из кресла и поцеловал.

– Пытаешься взбодрить меня перед его приходом? – улыбнулась я.

– Нет, пытаюсь взбодриться сам.

– Признайся, ведь тебя совершенно не интересовали разговоры с гептаподами. Ты взялся за этот проект, чтобы затащить меня в постель.

– Да ты меня насквозь видишь.

Я посмотрела ему в глаза и ответила:

– Даже не сомневайся.

Помню, тебе будет месяц, и я с трудом вылезу из постели, чтобы накормить тебя в два часа утра. В твоей детской будет стоять «младенческий запах» крема от опрелостей и тальковой присыпки, со слабыми аммиачными нотками, исходящими от ведра для подгузников в углу. Я склонюсь над твоей колыбелькой, подниму твое вопящее тельце и сяду в кресло-качалку.

Английское слово «infant», младенец, происходит от латинского «неспособный говорить», но одну вещь ты будешь говорить прекрасно. «Мне плохо», – будешь говорить ты, без устали и без раздумий. Признаюсь, меня восхищает твоя самоотдача: когда ты плачешь, ты превращаешься в воплощение негодования, и каждая жилка в твоем теле участвует в выражении этой эмоции. Забавно: когда ты спокойна, ты словно светишься изнутри, и если бы кто-нибудь нарисовал твой портрет в этот момент, я бы попросила добавить нимб. Но когда ты несчастна, ты превращаешься в клаксон для распространения звука и твоим портретом могла бы стать пожарная сирена.

На этой стадии жизни у тебя не будет ни прошлого, ни будущего; пока я не дам тебе грудь, ты не вспомнишь удовлетворения в прошлом и не будешь предвкушать облегчения в будущем. Как только ты начнешь есть, мир опрокинется и станет правильным. СЕЙЧАС – единственный момент, который ты будешь воспринимать; ты будешь жить в настоящем. Это состояние во многом достойно зависти.

Гептаподов нельзя назвать ни свободными, ни связанными в нашем понимании; они не действуют в соответствии со своей волей, но и не являются беспомощными автоматами. Способ восприятия гептаподов отличает не то, что их поступки совпадают с историческими событиями, а то, что их мотивы также совпадают с историческим замыслом. Они действуют, чтобы создавать будущее, осуществлять хронологию.