Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Однажды уцелевшие девушки-бойцы переформировывавшегося авиационного полка, которые ночевали в лесу на левом берегу Волги, были разбужены какими-то странными звуками. Они тихонько пробрались к опушке, чтобы выяснить, в чем дело. Там девушки увидели тысячи раненых, которых переправили через реку ночью. Раненые кричали и стонали, бредили и просили принести воды… Прибывшие с ними санинструкторы пытались им помочь, но медицинского персонала было совсем немного. Девушки поспешили на помощь. Бывшая акушерка Клавдия Штерман тут же дала себе слово добиваться перевода в санитарную часть.[347]

Спасение раненых оставалось под вопросом даже тогда, когда их доставляли в полевые госпитали на левом берегу Волги. Там работали прекрасные врачи, но все-таки эти медицинские учреждения были скорее похожи на мясоперерабатывающие комбинаты. Расположенный в 10 километрах от Балашова полевой госпиталь, специализирующийся на ранениях конечностей, был оснащен очень плохо. Вместо больничных коек там стояли трехъярусные нары. Одна только что прибывшая туда молодая женщина-хирург свидетельствует, что тревожиться приходилось не только о физическом состоянии раненых. «Они часто замыкались в себе и не желали ни с кем общаться».[348] Первое время она думала, что раненые, переправленные из сталинградского ада через Волгу, ни за что не захотят вернуться обратно. Потом ей стало ясно, что многие солдаты и офицеры стремятся назад, на фронт. Конечно, те, кому ампутировали руку или ногу, об этом уже не думали, но и облегчения по поводу того, что война для них закончилась, они не испытывали.

Плохое питание также не способствовало ни быстрому выздоровлению, ни повышению боевого духа. Гроссман, судя по всему, поддавшись эмоциональному порыву, писал, что на данный момент такова судьба России. Вот запись в его блокноте: «Тяжелораненым в виде лакомства дают маленький кусочек селедки. Девушки-санитарки режут крошечные кусочки чрезвычайно бережно, священнодействуют. Бедность, бедность…»[349] Обычно раненых каждый день кормили одной только кашей. Селедка, увиденная Гроссманом, действительно могла считаться деликатесом.

Интересным фактом являются результаты «социалистического соревнования» в госпиталях, о которых доложили в Москву Щербакову. «Первыми стали работники столовых, вторыми – врачи, а третье место заняли водители».[350] При этом от медицинского персонала требовалось полнейшее самопожертвование. В частности, врачи и медсестры постоянно сдавали кровь, вследствие чего нередко падали в обмороки. При этом сами они говорили, что должны это делать. Если медики не сдадут кровь, то солдаты умрут.[351]

Жестокие сражения в городе продолжались. Раненых переправляли на левый берег, а на правый ежедневно плыли новые бойцы. Ставка, как могла, пополняла 62-ю армию свежими резервами. Новые батальоны начинали переправу с наступлением темноты. Их всегда сопровождали сержант или офицер НКВД. Накануне, при свете дня, бойцы видели город с противоположной стороны – он постоянно был озарен огнем пожаров. Запах гари ощущался и на правом берегу Волги. На водной глади кое-где пылали нефтяные пятна. От всего этого многие теряли голову, но, если какого-нибудь солдата охватывала паника, особист тут же расстреливал «труса и предателя» и велел сбросить труп в воду.

Плавсредства, на которых переправлялись подкрепления, все были в боевых отметинах. По слухам, один из катеров Волжской флотилии, доставивший в Сталинград новых защитников, а обратно раненых, получил 436 пробоин от пуль и осколков, и лишь небольшой кусок его бортовой обшивки остался нетронутым.