Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Содержание посланий с фронта и на фронт типично для того исторического периода. Наверное, они искренние, но, подобно многим другим, позволяют узнать лишь часть правды. Когда боец в окопе или тускло освещенном подвале садился писать домой, перед ним вставала нелегкая задача. Один-единственный листочек, который потом красноармеец сложит треугольником наподобие бумажного кораблика – никаких конвертов не было, – казался слишком большим и в то же время слишком маленьким, чтобы все рассказать и обо всем спросить. В итоге письмо чаще всего было посвящено трем темам: приветствию семье, короткому сообщению о себе («у меня все хорошо – я жив и здоров»)[459] и обстановке на фронте («мы постоянно уничтожаем живую силу и технику врага. Днем и ночью не оставляем его в покое»).[460] Бойцы Красной армии, сражавшиеся в Сталинграде, знали, что к этому городу приковано внимание всей страны, но и то, что их письма будут внимательно читать военные цензоры, они тоже помнили.

Даже когда боец пытался на несколько часов забыть ужасы боев, обращаясь к своей жене или возлюбленной, война все равно оставалась с ним. Один солдат писал: «Мария, надеюсь, ты не забыла наш последний вечер. Потому что сейчас, минута в минуту, ровно год с тех пор, как мы расстались. Мне было очень трудно проститься с тобой. Очень печально, но мы должны были расстаться. Так приказала Родина. Мы выполняем ее приказ. Родина требует, чтобы те, кто защищает этот город, стояли до конца. И мы это сделаем».[461]

Судя по всему, для большинства русских солдат эта война действительно стала Великой Отечественной. Можно предположить, что цензуры они боялись больше, чем врагов, не исключено, что большевистская пропаганда оказалась эффективнее, чем нацистская, но слова о готовности пожертвовать своей жизнью за Родину воспринимаются как нечто большее, чем просто идеологический штамп. Они действительно были готовы защищать свою землю и своих родных до последней капли крови. «Может быть, меня осудят, – писал лейтенант Красной армии своей невесте, – если прочтут это письмо и узнают, что я воюю за тебя. Но я не могу отделить, где кончаешься ты и начинается Родина. Для меня ты и она – одно и то же».[462]

Очень показателен сравнительный анализ писем домой, написанных офицерами и солдатами обеих противоборствующих сторон. В посланиях многих немцев, находившихся в то время в Сталинграде, стали появляться новые ноты – боль прозрения, неприятие того, что происходит. Неужели это та самая война, которую они так успешно и победоносно начали совсем недавно? «Я часто спрашиваю себя, – писал жене один немецкий лейтенант, – ради чего все эти страдания. Неужели человечество сошло с ума? Это страшное время навсегда оставит след в душе многих из нас».[463] И, несмотря на заверения ведомства Геббельса о близкой победе, многие женщины Германии чувствовали, что до нее еще очень далеко. «Меня не покидает тревога. Я знаю, что ты постоянно в боях. Я всегда буду верна тебе. Моя жизнь принадлежит тебе и нашему миру».[464]

Наряду с этим в Красной армии было немало солдат, которые или забыли о том, что их письма подвергаются цензуре, или пребывали в таком состоянии, что им уже было все равно. Многие жаловались на то, что недоедают. «Тетя Люба, – писал домой молодой красноармеец, – пожалуйста, пришлите мне что-нибудь из продуктов. Мне стыдно просить вас, но заставляет голод».[465] Одни признавались родным в том, что вынуждены собирать объедки, другие писали, что солдаты болеют из-за плохой еды и антисанитарии. Боец, страдавший дизентерией, предрекал: «Если так будет продолжаться и дальше, не избежать эпидемии. У нас также есть вши, главный источник болезни». Вскоре его пророчество сбылось. В госпитале № 4169 пришлось срочно изолировать солдат, заболевших тифом. Врачи решили, что раненые заразились от местных жителей по дороге в госпиталь.[466]