Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Разведке Красной армии впервые удалось скоординировать работу разных источников. Это была реальная возможность показать себя после всех предыдущих провалов, хотя происходили они не в последнюю очередь из-за навязчивых заблуждений Сталина, не склонного верить никому.[565]

В основном информацию получали от «языков», доставленных из-за линии фронта, во время разведки боем и в ходе воздушной разведки. Подтвердить перемещения некоторых немецких соединений помогли радиоперехваты. Неплохо работала артиллерийская разведка, отслеживая сосредоточение войск противника на ключевых участках. Саперы наносили на карты свои и вражеские минные поля. Главной проблемой для наземных войск тоже стал ледяной туман, на который сетовал и фон Рихтгофен.

12 ноября прошел первый сильный снегопад. Разведчики решили извлечь из этого пользу. Они надели белые маскхалаты и группами отправились за «языками». Нужно было выяснить, не появились ли новые соединения на участках, намеченных для прорыва. Разведрота 173-й стрелковой дивизии установила, что немцы сооружают бетонные долговременные огневые точки – доты. Другие пленные, захваченные по всей линии фронта, подтвердили, что дотов действительно возводится много, но новых частей на передовой нет. В расположении 3-й румынской армии разведчики выяснили, что командование отправило все материалы для строительства бункеров в тыл – там планировалось соорудить надежный, неуязвимый для снарядов противника штаб, и для укрепления позиций на передовой ничего не осталось. Это позволило сделать выводы, что немцы и их союзники, стоящие в обороне на тех участках, где планировался прорыв, допускают возможность наступления, но где именно и когда это произойдет, не знают.[566]

В Москве в то время главной заботой было отсутствие достоверных сведений о состоянии боевого духа 6-й армии. С начала Сталинградской битвы русским ни разу не удалось захватить документы штаба полка. Кроме личных писем и незначительных приказов, разведка ничем не располагала. Наконец 9 ноября разведчики получили карты и распоряжения по 384-й пехотной дивизии – в ее состав входили саксонские и австрийские полки, стоявшие напротив малой излучины Дона. Документы тут же передали генерал-майору Ратову – одному из командиров 9-й артиллерийской дивизии. Это была та самая информация, которую все так ждали. Документы немедленно перевели и отправили Сталину, Берии, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Василевскому, Жукову и Александрову, начальнику отдела пропаганды и агитации. Ратов не сомневался, что добытые его солдатами сведения очень порадуют Верховного главнокомандующего, хотя эти немецкие полки и не принимали участия в уличных боях в Сталинграде.

Вот что, например, писал генерал барон фон Габленц всем командирам 384-й дивизии: «Я прекрасно знаю, как обстоят дела в дивизии. Мне известно, что сил больше не осталось. Постараюсь сделать все возможное, чтобы улучшить положение солдат. Идет страшная битва, и с каждым днем бои становятся еще более ожесточенными. Изменить ситуацию к лучшему невозможно. Унынию и апатии бойцов следует противопоставлять более активные действия командиров. Они должны быть строже. В своем приказе от 3 сентября № 187–42 я особо подчеркнул, что тех, кто оставил свой боевой пост, следует отдавать под трибунал… Я буду действовать со всей строгостью, продиктованной законами военного времени. Солдат, заснувший на посту на передовой, заслуживает расстрела на месте. Тут не может быть никаких колебаний. К этой же категории относится неподчинение… выраженное в следующем виде: недобросовестный уход за оружием, обмундированием, телом, лошадьми и техникой. Офицеры должны предупредить своих солдат, что всем нам следует готовиться к тому, что зиму придется провести в России».[567]