Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Вечером ей пришлось выдержать незначительные нарушения протокола со стороны Фрэнка Риццо, мужиковатого мэра Филадельфии, бывшего полицейского, избиравшегося под лозунгом “Рядом со мной Аттила покажется хлюпиком” (60). Во время изысканного обеда на четыреста персон в Музее искусств Филадельфии Риццо, покинув королеву, принялся обходить остальные столики и обмениваться рукопожатиями (61). “Какой молодец!” (62) – невозмутимо заметила Елизавета II и удалилась в “дамскую комнату” – “почистить перышки” и “сделать передышку”, как завуалированно называли эти отлучки в королевских кругах, – перед вторым приемом еще на шестьсот персон.

В Вашингтоне жара стояла уже под тридцать семь градусов, однако Елизавета II “вышагивала под безжалостно палящим солнцем как ни в чем не бывало” (63), – писала Сьюзан Кросланд, вежливо отказавшаяся от предложенной Мартином Чартерисом бодрящей понюшки табака. После церемонии приветствия на Южной лужайке Белого дома всех пригласили на устроенный президентом Джеральдом Фордом с супругой Бетти торжественный обед на двести двадцать четыре персоны под большим шатром с японскими фонариками в Розовом саду. Государственное телевидение транслировало репортаж с банкета в прямом эфире, соблюдая при этом запрет на съемку ее величества за едой или танцами. Елизавета II в желтом вечернем платье из органзы, бриллиантовой диадеме, колье и серьгах являла собой ослепительное зрелище.

Жена Генри Киссинджера, Нэнси (64), курила на протяжении всего банкета, а супруга вице-президента Нельсона Рокфеллера, Хэппи, поинтересовалась немецкими корнями Филиппа. Услышав в ответ, что он датчанин, Хэппи заявила Тони Кросланду: “Принц Филипп отрекается от своих немецких корней!” (65) В Восточном зале гостей развлекал Боб Хоуп, а затем выступили поп-звезды “Captain & Tennille” с хитом “Любовь ондатр” (“Muskrat Love”) о паре грызунов, кружащихся в вальсе при свечах. После этого королева с Джеральдом Фордом танцевали под “Эта леди – бродяга” (“The Lady is a Tramp”) – культовую мелодию Роджерса и Харта, обретшую популярность благодаря Фрэнку Синатре. В свои апартаменты в Блэр-Хаусе королева с Филиппом отправились лишь около часа ночи.

Следующий день прошел так же насыщенно, а вечером третьего дня Елизавета II давала ответный торжественный ужин с четырьмя переменами блюд на восемьдесят четыре персоны в британском посольстве после открытого приема на свежем воздухе на тысячу шестьсот приглашенных, где за ней хвостом ходили телеоператоры с яркими софитами. Внезапно камеры и софиты куда-то делись. Это прибыла, “эффектно обставив свое появление” (66), Элизабет Тейлор, как свидетельствует Майкл Ши, тогдашний директор Британской информационной службы в Нью-Йорке. Британский посол сэр Питер Рамзботам был вне себя от возмущения, но Елизавета II “только радовалась, что в кои-то веки кто-то другой оказался в центре внимания прессы”.

Как и в 1957 году, королева прибыла на Манхэттен по воде – в этот раз на кондиционированной Королевской барже с “Британии”. Короткая прогулка по Нижнему Манхэттену обернулась хаосом, поскольку прохожие пытались подобраться поближе, и полиция “не справлялась с таким напором” (67), – вспоминает Майкл Ши. Елизавета II уже не в первый раз демонстрировала поразительное хладнокровие на фоне обливающейся потом толпы. “К счастью, зной на меня не действует” (68), – весело сообщила она.

Ее величество снова встретилась с “Пилигримами” и Союзом говорящих на английском языке – за ланчем в “Уолдорф-Астории”. По дороге в Гарлем, куда их с Филиппом везли в кабриолете посетить особняк Морриса-Джумел XVIII века – старейшее здание Манхэттена, – королева заметила знакомого на углу Парк-авеню и Шестьдесят первой улицы. “О! – воскликнула она. – Это же Джон Эндрю!” (69) Англиканский священник помахал рукой и крикнул в ответ: “Здравствуйте! Увидимся вечером!” Когда машина скрылась из вида, он подумал про себя: “Вот остолоп, кто же так разговаривает с королевой?”