Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

«Тебе лучше не знать», — подумала я, умильно складывая руки у груди, как бы предвкушая грядущее удовольствие. Оно получилось ниже среднего, то ли дудка подкачала, то ли Семенов учитель музыки, то ли, кхе-кхе, сам исполнитель. Но навьему артефакту хватило и этого. Змейка скользнула в руку Зябликову и опала безжизненной лентой.

— Все, — помахала я, — прощай.

— Там вас, Евангелина Романовна, в жертву приносить собираются.

Тоже мне новость.

— Семен Аристархович немедленно позаботится, чтоб я в некондиции для жертвоприношения была.

— Евангелина Романовна, — сказал шеф едко, — позвольте вас просветить, что для того, чтоб стать жертвой на некромантском алтаре, девственницей быть не обязательно.

— Стыдитесь, ваше превосходительство! Как можно? При посторонних! Я имела в виду, вы жизни меня лишите. А вы про что подумали?

Геродот Христофорович явно счел нас ненормальными и покинул пределы чародейской петли по-бритски, то есть исподтишка, и дудку стащить тоже не забыл. Как все-таки выгодно иногда не быть чародеем либо нежитью. На всю тутошнюю кодлу — раз-два и обчелся, то есть, натурально, я — раз, Зябликов — два. И больше никто сюда ни зайти, ни выйти не может. Перфектно.

— Сем, а Сем… — Я взяла ладони Крестовского и приложила к своим ушам. — Вот если бы, к примеру, у тебя сапфиры при себе были…

— Ступай, Гелюшка, уходи… Я безумен, совсем скоро остатки человечности потеряю, наброшусь… — Длинные твердые пальцы нащупали на мочках то, что я с таким трудом сюда принесла. Глаза его зажглись недоверчивым удивлением: — Как?..

— После расскажу. Бери, чардей, действуй. Сама я дотронуться даже не смогла.

— Погоди! — Мужские руки крепко держали мою голову. — Ты, Попович, великолепно все исполнила. Не дергайся, внимательно слушай. Да, теперь я здесь со всем справлюсь. Но без тебя. Того, что буду сейчас творить, никому не перенести.

Я чувствовала, что он снимает с меня серьги, чародейские сапфиры, наполненные силою блаженненьким Митькой. «Передай гостинец, тетенька, мне они без интересу, а Семушке пригодятся. Добрый он, помочь хотел, уберечь. Нет, никто не усмотрит, даже сам не углядит. Ручками пусть трогает. Имя у тебя какое потешное, Ева и Ангелина». Какое счастье, что я успела с пацанами своими повидаться, не загляни перед визитом к Фараонии в церковную ночлежку, страшно даже представить, каких бы ошибок наделала.

— Поторопись, — попросила я чародея. — Снаружи меня отнюдь не место в партере ждет.

Он посмотрел на янтарную завесу, приподнял золотистые брови:

— Понятно… В последний момент тебя вытолкну.

— Хорошо.

Некромант, о существовании которого я мечтала бы забыть, закончил сбор бусин и теперь желал внимания.

— Воркуете, голубки? — Встать с коленей Крестовского я даже не подумала, смотрела, как хтонь возвращается к столу. — Дура-девка, болван-чародей…

Не боялась, вот ни капельки даже. Здесь мне безопасно. А вот там, за завесою…

Нос генерала съехал на сторону, открывая сочащиеся гноем дырочки, волосы сыпались на плечи, усеивали мундир седыми клочьями, голос стал противно-скрипучим. Тело Семена, ощущаемое через одежду, теплело, я будто на печи сидела. Он готовился к волшбе, но раз пока меня не выталкивал, время для нее не наступило.

— С барыней Бобруйской, Теодор Васильевич, давно знакомы? — спросила я светски. — Во снах ей являлись?

— С Нинелькой-то? — хохотнуло чудовище, уже мало похожее на человека. — Было дело, баловался, морочил убогую, суккуба изображал. Страсть бабья, она вкусная…

На этом любопытном моменте — когда еще мне кто про иноземных демонов расскажет? — Крестовский решил, что пора. И, не дав возможности даже распрямиться в полный рост, швырнул меня в янтарный кисель. Хорошо, сделать вдох успела.