Эликсир ненависти (сборник) - Джордж Энгланд

«Ну что еще за новое безумие?» — спрашивал он себя, когда были окопаны все деревья в южном конце сада. Иль Веккьо велел ломбардцу принести огромный, полный до краев, кувшин молока, а также фиги, пироги с сыром и мед. «Я спятил? Да о чем я думаю? Для чего мне лелеять подобные химеры? Нелепость, да и только». — Он сел в тени, устроившись поудобнее, и, странно нахмурившись, оглядел партеры, газоны и группы деревьев в этом восхитительном месте. «Разве все это, — напомнил он себе, — не просто физическая реакция на великую перемену, которая совершилась и все еще совершается во мне? Конечно, это мысли не о Стасии, а о женском начале в целом. Окажись поблизости любая другая женщина, разве не случилось бы то же самое?» В его сознании всплыл «Сон в летнюю ночь». То, как Лизандр просыпается после того, как Пак смазал ему глаза волшебным зельем, как Лизандр любил Елену, какая прихотливая путаница произошла из-за того, что чудесному народцу вздумалось позабавиться. Хорошо знакомый с психоанализом, он увидел параллель и в своем случае. Он ел молча, меж тем как старик наблюдал за ним пристально, но ненавязчиво. «Ну и ну, — думал американец. — Неужели я так глуп, чтобы помышлять о браке с маленькой француженкой едва ли двадцати лет, ни разу не бывавшей в Париже и практически ничего не знающей о мире? Из тех, главные развлечения которых — это их музыка и рукоделье, да порой пейзажики с натуры? Ну, ну, да не может, не должно такого быть!»

Иль Веккьо, наливая ему новый стакан пенистого молока, прервал его размышления.

— Выпьем-ка без остатка, — предложил он. — После моего утраченного Алкагеста это почти эликсир.

Слова Иль Веккьо едва ли проникли в сознание Деннисона. Патриарх воззрился на него строгим оценивающим взглядом, который не укрылся от наблюдаемого.

Меж глаз американца возникла складочка озабоченности. Его думы по-прежнему бежали по запретному руслу, и он по-прежнему пытался убедить себя, что все это стоит предать забвению. «Нет, нет, — сурово повторял он. — Никаких более безумств, никакого неподобающего поведения! Вот я, Гренвиль Деннисон, хирург и человек со средствами, американец, опытный, трезвый, предаюсь нелепым грезам. Это просто эликсир в моей крови, воздух, солнце, тепло, вечная здешняя весна. Надо взять себя в руки. Это никуда не годится. За работу, за работу!» Он поманил ломбардца и вручил ему стакан. Затем принялся примеряться лопатой. Но Иль Веккьо остановил его с улыбкой.

— Не спешите, мой друг, — обратился он к гостю. — У нас достаточно времени для чего угодно.

Деннисон задумчиво оглядел его. Отдыхая под деревьями, старик, казалось, предавался благостным размышлениям. И при виде его Деннисон слегка задрожал. Ломбардец по взгляду хозяина удалился. Что-то, правда, американец не знал, что именно, пробежало между ними, что-то недружественное, недоброе, зловещее. Как летом после полудня случается иногда увидеть тень облака, ползущую украдкой по освещенной солнцем долине, пока само облако еще не добралось до солнца, которое светит вам. И Деннисон ощутил едва уловимый холодок тревожного предчувствия. Тут подозрения и страхи, пережитые накануне, стали возвращаться в сознание, омрачая счастье этого прекрасного утра. Нагрянувшее непрошенным воспоминание о подземных ходах вызвало немоту в сердце. Он невольно чуть отодвинулся от Иль Веккьо. Внутренний голос властно приказал бежать, спасаться, пока еще есть время. Он постарался ничем себя не выдать.

— Достаточно времени для чего угодно? — переспросил он ровным тоном.

— Да, — невозмутимо ответил патриарх.

— Кроме любви! — вырвалось у Деннисона. Ненароком, нежданно-непрошенно, из глубин сердца. А за словами последовал резкий дисгармоничный смех.

— Нет, это у вас тоже будет, — уверил его Иль Веккьо, важно кивнув. — Разве я не сказал вам минувшей ночью, что все, до сих пор совершившееся, лишь начало, увертюра к симфонии вашей жизни? Похоже, вы меня неверно поняли. Но, повторяю, это лишь начало.