Черная осень - Галина Гончарова (2021)

Лошадь?

Верхом Наденька ездить не любила, а с тех пор, как вес ее перевалил за девяносто килограммов, так и не хотела. Поди взгромоздись! И то сказать – животное! Чего ему там в голову стрельнет! Понесет еще, в канаву свалит… Нет, лошадей Наденька не любила.

Заложить коляску?

Тоже не стоит. Не то место, куда можно открыто съездить, ой не то…

Вот и пришлось женщине топать по дороге, пыхтеть, хорошо хоть дорога через перелесок шла, деревья тень давали, да и народу – никого. И то дело…

И все же к деревне она вышла изрядно запыхавшись.

Торы не потеют?

С нее попросту лило, платье было – хоть выжимай… ничего, переможется. Лишь бы человек, который ей надобен, дома оказался. Лишь бы повезло…

Вот и дом на отшибе. Крепкий, надежный, не соломой крытый – железом. Дорого, да деньги у хозяина есть. Надежда толкнула калитку, вошла во двор и махнула рукой дернувшемуся к ней мальчишке.

– Отец дома?

– Дома, тора Надежда…

Женщина почувствовала, как ослабели колени, как закружилась напеченная солнцем голова…

Дома!

Дошла!!!

Она справилась с собой – и шагнула к крыльцу.

– Тора? – На пороге стоял Савватей. Один из самых крепких хозяев в деревне. А еще – лесовик. И, хоть о том никто и не знал, отец Ильи.

* * *

Давно уж было это, уж и забылось почти, а стоит глаза в глаза друг другу поглядеть – и все опять вспыхивает.

И ночи помнятся, жаркие, сладкие, и шепот огненный, и объятия… ежели б не Саввушка, так бы и померла, не зная, что за счастье познать можно. Так было…

Красавицей Наденька никогда не была. А как сговорили ее за Ивана, вообще затосковала. Не то беда, что муж неказист, с лица воду не пить. А вот что дурак дураком…

Ох, как же ей тогда плохо было! Как тошно, как грустно! Хоть ты стой и волком вой… да кто ж услышит?

Мать клевала – и так, мол, не красавица, помрешь в девках, радуйся, дура!

Отец пилил – Иван-то дурак, да родня у него дельная, пропасть не даст. Проживешь всю жизнь как за каменной стеной.

А Наденьке так и слышалось: в тюрьме.

На каторге, с кандалами и ядром.

Но в свой срок состоялась и свадьба. Иван на свадьбу напился так, что супружеский долг невесте только через два дня отдал. А в ту ночь заблевал всю спальню, словно у него поршень внутри работал… с-скотина!

Любовь?

И любви там не было, и уважения не осталось. И махнула Наденька рукой.

Стала жить как с чужим человеком. А что его? Было б свое, родное, можно было б и пожалеть, и поддержать, и помочь. А это – чужой. Слова мы все произнесем, которые надо, а делать…

Перебьется!

Иришка родилась через год после свадьбы.

Ванька орал, что ему девки не нужны, сыновей подавай! Но к жене раньше времени не лез – расползлась она после родов, раскислась. Да и плохо было… горячка, лихорадка… чего с ней только не было. Молока – и того не было.

Пришлось кормилицу из деревни брать, а ею как раз и оказалась сестрица Саввы. У нее тогда свой сынок родился, ну и барскую дочь ей на руки отдали. Та двоих и выкармливала.

Брат к сестре забегал, Надюшка – к дочери… слово за слово, взглядом по человеку…

Так оно и срослось.

Уж сколько там было от любви, а сколько от выгоды, Наденька и по сей день не знала. Но отблагодарила.

Денег дала, хозяйство завести помогла, еще Саввушкин отец крепко на ноги встал, а уж сам Саввушка…

И брата его в лесничие пристроила, и сам Саввушка не бедствовал… конечно, женился он потом. Ну так то – потом! А тогда ее времечко было!

Завертело-закрутило, запуржило-завьюжило… Вот от той страсти и понесла Надюшка – Илюшку.

Года три у них крутилось, потом уж на нет сошло, Саввушка женился, Наденька помогала ему по старой памяти, сына растила, дочь… Сын был – копия отца! Настоящего. Что внешностью, что крестьянской сметкой, что удалью молодецкой!

А муж?