Право крови - Ричард Кнаак (2006)

При этой мысли Ульдиссиана охватила нешуточная тревога. Демоны в услужении у Церкви Трех… Что это может значить?

И кто же тогда таков Примас? Ведь Люционом вполне может зваться и он?

Глава девятая

Малик кричал и кричал… снова… и снова… и снова…

Кричал, но никто его не слышал… только не здесь, в тайной обители его господина. Кричал, моля об избавлении от мук, пусть даже знал: без позволения Примаса никто не придет… что может вообще никогда не случиться. Господин может устроить так, чтоб мучения Малика длились вечно!

Подстегнутый страхом, верховный жрец закричал вновь.

Но вдруг боль разом унялась. Задохнувшись, Малик мешком рухнул на каменный пол. Осязаемость пола привела его в немалое изумление: ведь он мог бы поклясться, что окружен бескрайним морем игл и огня.

– Вместо тебя я мог бы поручить дело любому послушнику-первогодку и достичь столь же блестящего результата, – раздался над головой голос Примаса.

В его голосе не чувствовалось ни намека на мягкость и незлобивость, коими глава Церкви славился среди правоверных. Однако ж Малику сей леденящий кровь тон был знаком, прекрасно знаком. Правда, прежде он неизменно адресовался другим, а вот ему еще никогда…

А из тех, к кому он был обращен, покоев Примаса не покинул никто. Ни один человек.

– Как я разочарован в тебе, – продолжал Примас. – Я возлагал на тебя столь большие надежды, мой Малик, столь большие надежды! Кто пробыл моим фаворитом много дольше любого другого из смертных?

Вопрос был отнюдь не риторическим, это Малик понял сразу.

– Й… й-я, о великий…

– Да… да, мой Малик, именно ты. Ты прожил на свете вдвое дольше любого человека и за это время – возможно, ты помнишь? – стал свидетелем преждевременной смерти доброй полудюжины собратьев…

Вот теперь верховный жрец Ордена Мефиса окончательно убедился в том, что жизнь его подошла к концу, и, набравшись решимости, поднял на господина взгляд.

Примас, взиравший на своего слугу с высоты трона, надолго умолк. Столь продолжительное молчание ввергло Малика в трепет, как ни старался он сохранить уверенный вид перед лицом смерти, а то и чего-либо худшего. Обычно господин погружался в подобные раздумья, дабы измыслить нечто особенно ужасное.

Многомудрый великий жрец поднялся с трона и неторопливо спустился к оплошавшему слуге. Казалось, глядя на Малика, Примас что-то обдумывает, взвешивает, и в сердце верховного жреца – впервые с той самой минуты, как он из последних сил перенесся в Великий Храм – забрезжил слабый проблеск надежды. Быть может, его удостоят помилования?

– Я многое вложил в тебя, мой Малик, – мрачнее прежнего проговорил Примас.

Каждый слог из его уст сочился ядом, в каждом слове звучал глас рока. Верховный жрец снова понурил голову, не сомневаясь, что на его шею вот-вот падет меч…

Но вместо этого увидел лишь руку господина, протянутую к его собственной. Охваченный трепетом, Малик подал Примасу руку, и господин помог ему встать.

– Я – его сын, мой Малик, и потому в ответе перед ним, как ты – передо мной! На сей раз я подарю тебе жизнь, ибо пришел мне на ум вопрос, коего не в силах постичь даже ты, и он вполне может быть связан с этим созданием по имени Ульдиссиан…

– От всего сердца благодарю тебя, господин! Я живу лишь ради того, чтоб служить тебе! Клянусь!

Не выпуская руки Малика, глава Церкви Трех кивнул.

– Да… так и есть… а чтобы ты помнил об этом, я награжу тебя весьма долговечным памятным даром.

Верховный жрец закричал вновь: руку в ладони Примаса – словно огнем обожгло. К немалому его изумлению и страху, рука изогнулась, скрючилась, меняя облик. Нежная плоть и жилы исчезли как не бывало, сменившись чем-то бугристым, сочащимся зеленой слизью. Кожа превратилась в толстую чешую, уходящую вверх далеко за запястье, пальцы сделались узловатыми, когтистыми, безымянный с мизинцем срослись в единое целое.