Право крови - Ричард Кнаак (2006)

С первого же взгляда было ясно, что в бушующей внизу битве нет ни складу, ни ладу, ни сколь-нибудь различимых противоборствующих сторон. Подобные мелочи морлу не заботили: каждый воин бился сам за себя, объединяясь с собратьями только для достижения некоей общей цели… после чего недавние союзники обращались друг против друга, рубили друг дружку с радостью, с теми же титаническими усилиями, с какими встретили бы любого врага извне. Только против таковых они и выступали воистину единым фронтом, ибо этого в первую очередь желал от них повелитель. Им предстояло стать моровым поветрием, повергающим в прах тех, кто не пожелает обратиться к истинной вере, а стало быть, весьма вероятно, служит предателю – по собственной воле, или же по неведению.

Люцион поднял взгляд к потолку, однако Малик прекрасно знал, что могущественному господину нимало не интересны свисающие вниз сталактиты. Примас взирал за пределы бренного мира, в те края, куда не заглянуть ни верховному жрецу, ни любому другому из смертных, сколько он этому ни учись.

– Мы пришли весьма вовремя. Час близок, мой Малик, – негромко, с чем-то весьма близким к отеческой нежности родителя, гордого своими детьми, сказал Примас. – Давай подождем и сполна насладимся красотою всеобщего обновления…

Вновь обратив взгляд вниз, к полю нещадной битвы, Владыка Люцион указал в самую ее гущу – туда, где по сию пору шла самая страшная сеча. Там, посреди побоища, поблескивал черный самоцвет величиной почти с человека, венчавший мраморную колонну в кроваво-красных прожилках (естественно, мрамор тот так и назывался «кровавым»). Самоцвет же господин Малика называл «Поцелуем Мефисто», однако, памятуя о кое-каких прежних его ремарках, священнослужитель имел основания полагать, что некогда он назывался в честь кого-то еще, о ком Владыка Люцион не желал говорить.

– Смотри же, мой Малик…

Казалось, само время прекратило свой бег: воины-морлу разом замерли, кто где стоял. Остановились клинки, наполовину вошедшие в животы, прервали падение катившиеся с плеч головы. В чудовищной величины подземелье воцарилась мертвая тишина.

Поцелуй Мефисто вспыхнул, заливая пещеру круговой волной черного света. Нет, вовсе не тьмы – именно света, только полностью, совершенно черного.

Едва черный свет коснулся бьющихся и павших, все они обмякли, выгнулись так, точно кости их обернулись жидкостью. Отрубленные конечности взвились в воздух, прирастая к телам, зияющие раны сами собой затянулись, искромсанные трупы затрепетали, вновь возвращаясь к жизни. Глядя на разворачивающиеся события, Малик вдруг вспомнил о перемене, недавно пережитой им самим, и снова схватился за изуродованную ладонь.

Воинство морлу было готово к новым сражениям. Воскресшие, воины поднялись даже из глубины дымящихся алых рек магмы. Латы их, докрасна раскаленные в испепеляюще-жаркой купели, замерцали и тут же угасли, обрели прежний неприветливо-черный оттенок.

Воскрешение мертвых, исцеление раненых… все это казалось Малику истинным чудом, пусть даже он знал, что на деле перед ним происходит нечто другое. Способностью возвращать жизнь погибшим смертным камень не обладал. Убитые сегодня или когда-либо прежде, морлу более не принадлежали к людскому роду. Скорее, то были ходячие мертвецы, кадавры, поднятые на ноги нечестивым величием Мефисто, ибо так пожелал сын его, Люцион. Ныне в каждом из них обитала некая демоническая сущность, притворяющаяся прежней, живой душой. Непрестанные битвы были настолько жестоки, что всякий новый воин-морлу быстро примыкал к рядам оживленных, однако все они почитали это за честь и свято верили, будто их души по-прежнему с ними.

Но что на самом деле происходило с их душами, наверняка знал только Владыка Ненависти – по крайней мере, так полагал Малик.