История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Он застегнул пальто и пошел вслед за Роулзом к стоянке. Несмотря на то что на Роулзе был только костюм, он, казалось, не замечал мороза.

– Пожалуйста, сядьте на минутку в мою машину, – попросил редактор. Дон забрался на пассажирское сиденье спереди и взглянул на Роулза, потиравшего в задумчивости лоб. В машине издатель выглядел намного старше: морщинки наполнялись тенями.

– Глнгр? Она произнесла это несколько раз. Согласны? Или, во всяком случае, что-то очень похожее по звучанию, не так ли? Так вот. Я лично никогда не видел его, но давным-давно у сестер Дэдам был родной брат, и, кажется, после смерти они только о нем и судачили…

Шоссе, по которому Дон возвращался в Милбурн, шло через поля; свинцово-серое небо расчерчивали пылающие лиловатые полосы. Назад, назад в Милбурн, с частичкой истории о Стрингере Дэдаме в душе; назад в Милбурн, где люди начинали замыкаться в себе все больше по мере того, как усиливался снегопад, росли сугробы, а дома, казалось, таяли и сливались один с другим; туда, где умер его дядя и где его друзей мучили страшные сны; прочь из двадцатого века – в темницу Милбурна, все более и более напоминающую ему его внутренний мир.

Взлом, часть первая

6

– Отец сказал мне, чтоб я больше не зависал с тобой.

– Ну и что? А ты послушался, паинька? Тебе сколько лет, пять?

– Он почему-то волнуется. И чем-то здорово расстроен.

– «Чем-то расстроен», – передразнил Джим. – Он старый. В смысле… сколько ему – пятьдесят пять? Ему осточертела работа и старая машина, и он слишком растолстел, и его любимый сыночек скоро упорхнет из гнездышка почти на год. Да ты посмотри вокруг, дружище. Много стариков ты видишь с радостными улыбками на морщинистых лицах? Город переполнен этими жалкими существами. И каждого слушать, что ли? – Джон откинулся на спинку стула и улыбнулся Питеру, самонадеянно полагая, что старый аргумент все еще убедителен.

А Питер тонул в неуверенности и неопределенности – эти аргументы были убедительнее. Тревоги его отца не были его тревогами: и дело не в том, что он не любил его, – он любил, – а в том, подчиняться ли нечастым отцовским приказам или, как сказал Джим, «слушать его».

Разве они с Джимом сотворили что-то плохое? С точки зрения Джима, они даже не вламывались в церковь; они всего лишь следили за женщиной. Делов-то. Фредди Робинсон умер, и этот факт сам по себе печален, пусть они оба и не любили его, но никто не говорил о том, что его смерть не была естественной; его свалил сердечный приступ или он упал с перрона и разбил голову…

И не было никакого ребенка на вокзальной крыше.

И не было никакого ребенка на надгробной плите.

– Мне что, в ножки поклониться твоему старику за то, что он разрешил нам встретиться сегодня вечером?

– Да нет, все не так плохо. Он просто считает, что нам с тобой надо пореже гулять вместе, а не то чтоб вообще не встречаться. Ему, наверно, просто не нравится, что я бываю в таких местах.

– Таких? А чем они плохи? – Харди комичным жестом обвел жалкое помещение бара и крикнул: – Эй, Солнышко! Это чертовски клевое местечко, а? – Чернокожий бармен оглянулся на него через плечо и глупо скривился. – Обалденно цивилизованное, леди Джейн! Герцог, вы согласны со мной? Я знаю, чего твой старик боится. Он не хочет, чтоб ты попал в плохую компанию и вляпался в дерьмо. А плохая компания – это я, всем известно. Но если я такой, значит, и ты – тоже. Так что самое страшное уже случилось, и поскольку ты здесь – расслабься и повеселись.

Если записывать рассуждения Харди и потом прочитать, в них сыщется немало ошибочного, но, слушая его, соглашаешься со всем.