История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Стелла Готорн, лежа в ароматной ванне, решила, что пора отправить Гарольда Симса к его старым девам-библиотекаршам, на которых он наверняка произведет большее впечатление, а она лучше сделает себе новую прическу. Итак, за два дня решения были приняты, длинных поездок не боялись; мужчины не возмущались, выезжая по утрам на шоссе и направляясь на службу; ложная весна звала в дорогу, поднимая дух.

Однако Элеонор Харди все больше теряла голову от беспокойства и натирала полиролью гостиничные перила и мебель по два раза в день; Джон Джеффри, Эдвард Вандерлей и другие покоились в земле; Нетти Дэдам по-прежнему пыталась что-то сообщить людям и беспрестанно мычала два непонятных слога, и ее забрали в институт на обследование; костлявое тело Эльмера Скейлса, постоянно дежурившего у окна с ружьем на коленях, совсем высохло. С каждым вечером все раньше садилось солнце, а по ночам Милбурн словно сжимался, замерзая. Дома срастались друг с другом; улицы, днем такие яркие, темнели и казались узкими, как в средневековом городе; черное небо тяжело проседало вниз. Три старых члена Клуба Фантазеров забывали о своих слабеньких шутках и странствовали в пугающих снах. Два просторных дома зловеще темнели; дом на Монтгомери-стрит был полон ужасов, мерцавших и блуждавших из комнаты в комнату, с этажа на этаж; а все, что жило в доме Эдварда Вандерлея на Хавен-лейн, было окутано тайной: и Дона Вандерлея, когда он столкнется с ней, тайна забросит в Панама-Сити, штат Флорида, вместе с маленькой девочкой, которая улыбнется ему: «Я – это ты».

Первый из этих дней Льюис посвятил расчистке подъездной дорожки, самозабвенно насилуя себя и работая с таким усердием, что его спортивный костюм и куртка-хаки пропотели насквозь; к полудню его руки и спина так разболелись, словно он никогда в жизни не занимался физическим трудом. После ленча он прилег вздремнуть на полчаса, потом принял душ и заставил себя закончить начатое утром. К половине седьмого последний участок дорожки был очищен от снега. Льюис вернулся в дом, опять принял душ, снял и положил рядом с аппаратом телефонную трубку, выпил четыре бутылки пива и умял два гамбургера. Ему казалось, что у него не хватит сил подняться в спальню. Когда он все-таки добрел до кровати, то, морщась от боли, стащил с себя одежду, бросил ее на пол, рухнул на одеяло и мгновенно заснул.

Он так и не понял, было ли это сном: ночью он слышал пугающий шум, вой ветра, сдувавшего весь убранный накануне снег обратно на дорожку. Происходившее казалось явью; и еще ему показалось, что он слышит и другой звук – что-то напоминающее музыку в завывании ветра. Он подумал: «Мне это снится». Но мышцы ныли, когда он поднялся с постели, и голова кружилась. Он подошел к окну, выходящему с бокового фронтона дома на крышу бывшей конюшни и первую треть его дорожки. Полная на три четверти луна висела над унылыми голыми ветвями. Следующее, что он заметил, было настолько похоже на кадры из любимых Рики странных фильмов, что позже, как ни пытался, он не мог поверить, что действительно что-то видел. Разгулялся ветер, чего он и опасался, и прозрачные лоскутья поземки начинали заметать его дорожку. Все вокруг было контрастно белым и черным. Человек в одежде менестреля стоял на вершине сугроба. Он играл на саксофоне, таком же белом, как и его глаза. Льюис смотрел, и ничто в его затуманенном рассудке даже не пыталось увидеть какой-то смысл в происходящем. Музыкант выдул несколько едва слышных тактов, опустил саксофон и подмигнул. Его кожа была одного цвета с черным небом, он, словно невесомый, стоял на снегу, в который должен был бы провалиться по грудь. Это не один из лесных духов, Льюис, он не зарится на твою собственность, на твои подснежники и твоих дроздов; возвращайся в постель и спи спокойно. Но одуревший от потрясения, он продолжал смотреть, и ночной гость преобразился – Джон Джеффри ухмылялся ему с призрачной сцены, лицо и руки черные, как гуталин, а глаза и зубы контрастно белые. Льюис, спотыкаясь, вернулся в кровать.