Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Загвоздка в том, что людям, наделенным душевной тонкостью, зачастую трудно найти общий язык с себе подобными; гораздо свободнее они себя чувствуют в обществе тех, кто этой тонкости лишен. Среди друзей Хилари был некто Колкатт, чрезвычайно общительный молодой человек, на которого можно было положиться в любых обстоятельствах. Как-то раз Хилари Бригсток предложил Колкатту провести несколько дней их совместного отпуска у него дома.

Надо сказать, делал он это нечасто. Атмосфера, царившая в родном доме, по-прежнему действовала на него угнетающе. Не будет преувеличением отметить, что сам он старался бывать здесь как можно реже. К этому времени Роджер и Гилберт были уже женаты и жили своими домами, о чем не упускали случая упомянуть; отец, таким образом, остался в полном одиночестве, и, вспоминая об этом, Хилари порой испытывал угрызения совести. Принято считать, что пожилые люди, живущие в одиночестве, непременно от этого страдают. В отличие от большинства сыновей, Хилари временами искренне желал, чтобы отец вступил в новый брак, как это принято у людей, оказавшихся в подобном положении; но для этого требовалось, чтобы отец изменил своим неколебимым взглядам на женщин.

Несомненно, то было унылое место. Оказавшись здесь в обществе Колкатта, Хилари осознал с удручающей ясностью, словно взглянув на картину с четко прорисованными деталями, каким унылым во всех смыслах местом был его родной дом.

Большинство тайн раскрывается от скуки, а не по каким-то иным причинам; нередко от скуки люди делятся самым сокровенным, порой испытывая при этом облегчение, порой нет.

– Мне здесь нравится, – заявил на следующий день Колкатт; дело было после обеда, когда мистер Бригсток, по своему обыкновению, поднялся к себе в спальню.

– Рад слышать, – ответил Хилари. – Но что именно тебе здесь нравится, хотел бы я знать?

– Покой, – незамедлительно ответил Колкатт. – Мне кажется, для того и нужен родной дом, чтобы обретать там покой. Ты счастливец, старина.

– Да, – кивнул Хилари. – Здесь действительно спокойно и тихо. По крайней мере сейчас. Но когда здесь жили оба моих старших брата, ни о каком покое не было и речи.

– А где они сейчас, я забыл?

– Оба женаты. Живут своими домами.

– И что, жены у них хорошенькие?

– Так себе.

– Дети есть?

– По двое у каждого.

– Мальчики?

– Только мальчики. Наша семья приносит исключительно мужское потомство.

– Правда?

– В обозримом прошлом в семье Бригсток не родилось ни одной девочки.

– Отсутствие девочек спасает от многих проблем, – заметил Колкатт.

– И лишает многих радостей, – возразил Хилари.

– От маленьких девочек радости мало.

– Мне кажется, от маленьких девочек радости больше всего.

– Вот как? Надеюсь, ты не любитель малолеток, как тот тип из романа про Лолиту?

– Когда я сам был ребенком, я дружил с девочкой. С тех пор ни одна женщина в моей жизни не значила для меня так много, как она. По правде сказать, она значила для меня больше, чем все другие люди на свете. Как ты помнишь, матери я не знал.

– И вновь повторю – ты счастливец, старина, – усмехнулся Колкатт. – Скажем так, в некоторых отношениях. Нет, конечно, я зря это ляпнул, – тут же спохватился он. – Прости. Забудь эти слова.

– Ничего страшного.

– Расскажи мне о своей маленькой подружке. Серьезно тебя прошу, расскажи. Откровенно говоря, мне кажется, я отлично понимаю, какие чувства ты к ней испытывал.

Хилари колебался. Можно утверждать почти с уверенностью, если бы не отсутствие иных тем для разговора, а также каких-либо занятий и интересов, он никогда не упомянул бы имя Мэри Росситер. В течение двадцати лет после того, как она исчезла из этого мира, он не говорил о ней ни с одной живой душой, хотя в течение доброй половины этого срока думал о ней постоянно.