Вопрос и ответ (перевод Алексея Осипова) - Патрик Несс (2009)

[Виола]

Он поднимается.

Встает во весь рост…

И я снова кричу его имя…

ТОДД!

Потому что оно действует…

Как-то действует на него…

Что-то делает для него…

И мэр ошибается…

Насквозь и во всем ошибается…

Навсегда – ошибается…

Дело не в том, что нельзя любить что-то настолько, чтобы тебя можно было через это контролировать.

Дело в том, что нужно, обязательно нужно любить что-то настолько сильно, чтобы никто и никогда больше не смог тебя контролировать.

Это не слабость…

Это самая сильная сила…

– ТОДД! – кричу я еще раз…

Он смотрит на меня…

Я слышу свое имя у него в Шуме…

И я знаю…

До глубины сердца знаю…

Прямо сейчас…

Тодд Хьюитт…

Что вместе мы сможем сделать все…

И мы победим…

[Тодд]

Мэр уже поднимал голову – почти на четвереньках, рукой держится за голову, кровь между пальцев…

Поворачивается, смотрит зло…

И в меня летит Шум…

ВИОЛА

Я отбиваю удар…

Он отшатывается,

но пробует снова…

ВИОЛА

– Ты не сможешь взять верх, – говорю я.

– Смогу, – цедит он сквозь зубы. – И возьму.

ВИОЛА

Его снова шатает…

Тянет руку, пытается схватить ружье…

Я бью очень сильно…

ВИОЛА

Он роняет ружье и почти падает назад…

Я слышу, как ко мне, жужжа, несется его Шум, как пытается просочиться внутрь…

Но голова у него болит…

От моих ударов…

И от одного метко брошенного камня…

– И что, по-твоему, это доказывает? – выплевывает он. – У тебя есть сила, но ты все равно не знаешь, что с ней делать.

ВИОЛА

– По-моему, я отлично справляюсь, – говорю я.

Но он… улыбается, все так же, сквозь зубы.

– Да неужели?

Тут я замечаю, што у меня дрожат руки…

И Шум отлетает, летит куда-то, шипя и мерцая, как искры от костра, яркий такой…

Кажется, я не чую под собой ног…

– Для таких вещей нужна тренировка, – говорит мэр, – а не то ты сам разорвешь свой разум в клочья. – Он выпрямляется немного, пробует снова поймать мой взгляд. – Я мог бы тебя научить.

И тогда Виола очень вовремя кричит:

– ТОДД!

И я бью его всем, што во мне есть…

Всей ею у меня за спиной…

Всем моим гневом и горем, всем моим ничто…

Каждым мгновением, когда я ее не видел…

Каждым мгновением страха за нее…

Всем…

Каждой мелочью, каждой деталькой, всем, што я о ней знаю…

И все это я швыряю прямо в центр него…

И он падает…

Назад назад назад…

И закатывает глаза…

И выворачивает голову…

Ноги дергаются…

Падает падает падает…

Наземь…

И остается лежать…

Недвижим.

[Виола]

– Тодд? – сказала я.

Он дрожал с головы до ног, почти на ногах не держался, а из Шума несся какой-то нездоровый надсадный вой. Он сделал шаг, зашатался…

– Тодд? – Я попробовала вскочить, но эти чертовы лодыжки…

– Исус… – Он обрушился наземь рядом со мной. – Меня будто досуха выхлебали.

Дышит тяжело, взгляд в расфокусе.

– Ты как? – Я положила свою руку на его.

– Вроде нормально, – кивнул он.

Мы оба одновременно посмотрели на мэра.

– Ты это сделал.

– Мы это сделали, – поправил он.

Шум начал проясняться. Он даже сел чуть прямее.

Но руки все равно тряслись.

– Бедный чертов Дэйви, – пробормотал Тодд.

Я покрепче взяла его за руку.

– Корабль. Она доберется до него первой.

– Еще чего! – Он встал, закачался, но устоял и позвал Шумом: Желудь!

Мальчик-жеребенок отчетливо донеслось до меня, и конь Дэйви оторвался от коновязи или где он там был привязан и поскакал к нам через завалы. Мальчик-жеребенок мальчик-жеребенок мальчик-жеребенок.