Птичье гнездо - Ширли Джексон (1954)

Что ж, подумал я, в изяществе слога мне не откажешь. Уверен, мисс Джонс давно не доводилось слышать такие красивые и, что уж там (вы думали, читатель, я не понимаю?), такие бессмысленные речи.

Некоторое время мисс Джонс молчала, обдумывая мои слова. Она потягивала бренди, трогала свое ожерелье, смотрела на пол, медленно кивала и наконец, взглянув мне прямо в глаза, мрачно сказала:

– Мой дорогой доктор, за последние несколько лет я не раз думала – и даже высказывала эту мысль, – что моей племяннице нужна квалифицированная помощь. Поверьте, я бы не стала предлагать столь радикальный шаг (знаю, вы простите мне, человеку непосвященному, подобное отношение), если бы не чувствовала, что от специалиста будет гораздо больше толку, нежели от человека, который, подобно мне, никогда прежде не имел дела с душевнобольными. Не считая, конечно, – задумчиво произнесла мисс Джонс, – моей сестры, черт бы ее побрал. Но, разумеется, ваше авторитетное мнение для меня превыше всего, и я готова поддержать любые меры, которые вы сочтете нужными.

Очко в пользу мисс Джонс, отметил я про себя, настоящая тигрица. Я бы, конечно, не вкладывал столько иронии в слово «непосвященному», но это, само собой, дело вкуса. У каждого из нас свои пристрастия – мне ли не знать. Улыбнувшись, я ответил:

– В таком случае вы не будете против, если я расскажу вам о том, что, по понятным причинам, считаю своим достижением, – о лечении мисс Р.?

– Нисколько. Еще бренди?

Она снова наполнила кубок, и я, достав записи, которые предусмотрительно взял с собой, приступил к подробному описанию болезни мисс Р., опуская лишь то, что могло огорчить ее тетю: некоторые шутки Бетси, выходившие за рамки приличий, бо́льшую часть ее выпадов в мой адрес, всевозможные колкости на тетин счет и, конечно, все, что касалось несчастной покойницы, приходившейся мисс Р. матерью, а мисс Джонс – сестрой. Я говорил, и говорил хорошо – благодаря подготовке и принесенным с собой записям, – а мисс Джонс слушала, внимая каждому моему слову. В какой-то момент она перебила меня, задав вопрос: могла ли Бетси как-то проявлять себя ранее, до того, как я узнал о ней? Мисс Джонс рассказала мне о случае в гостях у друзей, после которого она всерьез задумалась об обращении к врачу. Я терпеливо слушал – разумеется, любая деталь имеет значение, – а сам очень боялся потерять нить своего повествования, которое до сих пор шло так гладко, и в конце концов был вынужден прервать мисс Джонс и продолжить. Она снова задала вопрос: не мог бы я более подробно и менее научно, чем доктор Принс, описать феномен множественной личности? И я был вынужден сделать еще одно отступление. Мне казалось, мы зря тратим время – я и так знал, о чем говорю, а мисс Джонс знать больше было вовсе не обязательно. К тому же мне не давала покоя мысль о скором возвращении мисс Р.

– Итак, мисс Джонс, – сказал я наконец, – вы согласны, что мы должны попытаться объединить несколько личностей в одну?

– Ваше авторитетное мнение… – пробормотала она. – Еще бренди?

Мисс Джонс так усердно потчевала меня бренди, тешила мое самолюбие и поддакивала с умным видом, что у меня слегка закружилась голова. Тем не менее, от очередной порции бренди я отказываться не стал.

– Моя дорогая… – начал я и тут же осекся, почувствовав, как лицо заливается краской. – Простите, – запинаясь, произнес я, – боюсь, я невольно заговорил с вами, как обычно говорю с вашей племянницей. Прошу вас меня простить.

Женщина добродушно расхохоталась.

– Нечасто мне случается слышать такое обращение. Однако я вовсе не против, если вы будете называть меня «моя дорогая».

Я рассмеялся в ответ, и неловкость сразу прошла. Мы начинаем понимать друг друга, решил я и с грустью добавил:

– В наше время, мадам, таким мелочам придавали больше значения…

– Мне казалось иначе. Когда я вспоминаю свою молодость…