Птичье гнездо - Ширли Джексон (1954)

– Что ж, – начала мисс Джонс, глядя в бокал, – думаю, вам стоит знать, какой была моя сестра. – Она с любопытством посмотрела на меня. – Знаете, бывают люди, которые как бы нечаянно наступают на тебя, потом возвращаются, просят прощения и тут же снова втаптывают тебя в грязь? Такой была моя сестра, красивая, хрупкая, нежная девушка – не то, что я. – Мисс Джонс замолчала, и мне даже показалось, будто она забыла, о чем рассказывала. Когда она продолжила, голос ее звучал холодно, почти бесстрастно. – Все, что ни делала, она делала в ущерб другим. Покупая новое платье, она обязательно выбирала то, что уже кому-то приглянулось. Она портила все, к чему прикасалась, порой даже не подозревая об этом. Каждый ее поход на танцы, или в гости, или на пикник расстраивал чьи-то планы: кому-то приходилось остаться дома, потому что она заняла его место в фургоне, или она появлялась ровно в ту минуту, когда парень хотел пригласить на танец другую девушку… Помню, однажды, – мисс Джонс странно улыбнулась, – из-за нее кому-то не хватило сэндвича. В общем, любое дело, включая выбор мужа, она ухитрялась делать не вовремя и не так. Не то чтобы я ненавидела сестру, нет, – сказала она, глядя мне в глаза. – Да и как можно было ее ненавидеть.

– Она была старше вас?

Мисс Джонс удивилась моему вопросу.

– Да, но всего на год. – Она молча поднялась и подлила бренди сперва мне, потом себе. – Когда… когда умер муж, с которым она жила в Нью-Йорке, сестра вместе с Элизабет вернулась сюда и поселилась у меня. Элизабет тогда было всего два года. Разумеется, сестра назвала дочь своим именем. Кому придет в голову назвать девочку Морген? – Она задумалась и с минуту молчала. – Единственное, что у нее не получилось прибрать к рукам, – деньги Эрнеста. Даже Эрнест, – медленно проговорила мисс Джонс, – видел, с кем имеет дело. Он понял то, что рано или поздно понимали все: если у тебя нелады с хорошенькой сестрой Морген, обратись к Морген – она выручит. Если бы вы были богаты и хотели, чтобы часть средств наверняка досталась вашей дочери, когда та вырастет, Элизабет Джонс – последняя, кому бы вы доверили свои деньги. Думаю, он хотел показать, что всегда хорошо ко мне относился, но адвокаты заставили его изменить решение.

– Так значит, ваша племянница унаследует его состояние?

– Через два месяца, когда ей исполнится двадцать пять. И когда она получит свои деньги, – мрачно добавила мисс Джонс, – то увидит, что ни пенни не было потрачено впустую, если, конечно, не считать пустой тратой ее образование. Что бы она там ни говорила.

Мисс Джонс грозно нахмурилась, и я поспешил ее заверить:

– Мисс Р. упоминала о наследстве. Уверен, став прежней, она будет благодарна за ваши труды.

– Если бы Эрнест считал, что мне нужны его деньги, – с горечью сказала она, – он бы отдал их мне.

– И правда, досадно, – согласился я, – что нам, помимо прочего, пришлось столкнуться с денежным вопросом. Случай и так довольно запутанный, и деньги здесь ничего не решают, разве что ощущение собственного благополучия успокаивает вашу племянницу.

– Моя сестра имела наглость заявлять, что будет тратить столько, сколько пожелает, накупит всего, что душе угодно, и ей все равно, кто будет платить. Разве я не разрешала ей делать все, что хочется? Хоть бы раз она меня поблагодарила. Я ничего себе не покупала, никуда не ходила – Морген ведь такая добрая, может и дома посидеть. По крайней мере, – злорадно сказала мисс Джонс, – я ее пережила.

– Но как все-таки она умерла? – осторожно спросил я.

– Ужасно. Другого я и не ожидала. Хныкала, говорила, что не виновата, что ей жаль, что все могло бы быть иначе. – Мисс Джонс с ухмылкой посмотрела на меня, но было похоже, что она не помнит, с кем разговаривает, а может, ее слова и вовсе никому не предназначались. – Она была вся в грязи. Я говорила, мне тоже жаль, что она умирает, и плакала по ней – что еще я могла сделать. И, разумеется, я считала, что Элизабет должна горевать по матери.