Дни Солнца - Андрей Хуснутдинов (2021)

Андрей, не моргая и не видя того, на что смотрит, глядел в ноги Шаберу. Как только прозвучала главная, оглушительная для него новость – что отец был не случайной целью покушения, – голос Шабера начал слышаться ему будто издалека. Все следовавшие за этой новостью слова стали для него пустым звуком. Он оценивал их каким-то внешним рассудком, задерживал в какой-то окраинной памяти, потому что был занят и контужен страшной новостью об отце, боролся с ней и усваивал ее. Свет в темной комнате зажегся, но пока лишь ослепил его.

Шабер подошел к окну, отбросил тюль, глянул во двор и возвратился на кафедру. Андрей молча смотрел на него. Шабер хотел что-то сказать, но, обернувшись к монитору, с досадой подбоченился. Андрей понял, что произошло нечто необычное. Шабер взялся что-то делать с компьютером, дергать провода под столом, наконец выдернул, бросил их и обратился встревоженным голосом к Андрею. Следуя его наставлениям, Андрей покорно отдал ему телефон, фотоаппарат и пошел за ним в угол зала. Он таращился в спину Шабера и представлял под его лопаткой две дырочки от пуль двадцать второго калибра. В углу, где Шабер стал возиться с книгами в нижней полке, Андрей посмотрел в трюмо, заслонявшее простенок между стеллажами, и не увидел себя. Этому он тоже не удивился, притом не подумав, что встал сбоку и оттого не видит своего отражения, однако был озадачен, когда, подвинувшись, обнаружил на своем месте задыхавшегося от волнения человека с пистолетом в руке.

Трюмо прикреплялось к дверце, запиравшей вход на площадку винтовой лестнички. Шабер, который в спешке не сразу мог справиться с секретной тягой замка, собрал и поставил обратно на полку выброшенные книги, подтолкнул Андрея на площадку, вошел следом и закрыл дверь. По каменным ступенькам они спустились глубоко, метра на три, в замшелый тамбур, шедший позади Шабер направлял полушепотом Андрея и освещал путь дисплеем мобильника.

Андрей, думая, что Шабер хочет предъявить новые доказательства заговора против отца, молча следовал за ним. Он немного пришел в себя, когда почувствовал, что взопрел в верхней одежде и тяжело дышит от ходьбы. Оказалось, они идут по слегка забирающему в гору туннелю. Ни начала, ни конца этой кирпичной жиле было не видать. Редкие фонари, снабженные тепловыми датчиками, загорались по одному на потолке.

Туннель кончался подвалом, заставленным машинной рухлядью вперемежку с дощатыми бочками и рыболовными снастями. Из подвала вела такая же винтовая лестница, что в библиотеку, только много длинней. Андрей решил, что они поднимаются по сторожевой башне. По углам ступеней трепетал птичий пух, потолки маршей были захвачены паутиной и лишайниками. В окна-бойницы виднелись ржаво-зеленые, подкровавленные вереском холмы, среди них – серая, как будто стертая коробка недостроенного храма и вдали, на горизонте, снежная от прибрежных барашков полоса моря. На обзорной площадке, отстоявшей от земли метров на тридцать, Шабер прошелся вдоль перил, отдуваясь. Андрей встал у двери. Несмотря на ветер, он снял куртку.

– Знаете, – сказал Шабер, – у нынешних… – он повертел кулаком над теменем, – высоколобых… есть понятие. Нарвался как-то: фантазматический щит, то есть, когда отец создает вокруг ребенка такую живую ограду. Заповедник, который сглаживает ударный контакт с жизнью, служит подушкой безопасности для восприятия.

– И что? – не понял Андрей.

– А то, что это хорошо до известных пределов. То, что вы не так хотите расследовать смерть отца, как желаете снова очутиться в этой… – Шабер простер руку на холмы и тонувшую в парке усадьбу, – в этой ограде, в этом заповеднике детства… Вы только не обижайтесь, ради бога. Говорю как забывавшийся и веривший своему счастью отец.

– И что? – повторил Андрей.

Из стенной ниши за ставенкой Шабер достал полевой бинокль, выдохнул и, ощерившись, посмотрел в него куда-то вниз.