За тридевять земель - Екатерина Мекачима (2021)

– Что ты говоришь? – тихо переспросил сварогин. Дрозд чирикнул.

– Марья! – ахнул Светозар. – Она молвила об огне и о том, что может потушить его, если я её спасу! Тогда я её не понял…

Дрозд довольно пропел.

– Конечно, – согласился Светозар. – Марью я скрою в думах. Ты поможешь мне?

Птица ответила мелодичной трелью.

– Спасибо, – Светозар кивнул. – У нас осталось не так много времени до того, как золотой огонь разгорится и затмит не только войско, но и лес. Огонь, которому не страшен даже снег и зимний холод…

Дрозд чирикнул.

– Надо сказать Миродреве, надо чтобы о том узнало Вече леса, пока ещё есть время. – Светозар встал и направился к кадке умыться. – А ещё до Вече надо передать видение князю Дрефу.

Дрозд, смотря на сварогина, согласно пропел.

– Да, в огне сгорит и Миро, и Йолк, – сокрушался Светозар, умываясь. – Но нам с тобой придётся постараться, чтобы этого не случилось.

Светозар позавтракал, взял тояг (Дрозд, вспорхнув, закружил вокруг юноши) и покинул горницу.

Светозар не переставал удивляться чуду Миро: город был образован сплетёнными между собой деревьями, и в каждом его тереме чувствовалась сила Слов сохатых берегинь и крылатых вил. Плетенный из ветвей коридор с арочными окнами, располагавшийся высоко над землёй, привёл Светозара в возвышающийся на ажурном подклете терем. Под ногами мягко шуршали налетевшие листья – в Миро не было стёкол, студёной зимой окна хранила ворожба. Светозар невольно залюбовался видом лесного города: сонный утренний туман дремал в лучах Даждьбога-Хорса вместе с деревьями, которые, переплетаясь в терема, кронами терялись в поднебесье. Внук Стрибога легонько качал подвесные дороги, и вдалеке слышались мелодичные песни вил.

Дрозд пропел, и Светозар печально улыбнулся ему.

– Да, мой друг, пора, – сказал птице сын Леса и, пройдя весь подклет, поднялся по плетёной лестнице, что вела к верхней светлице, в которой жила Миродрева.

Поросшая листьями дверь сама отворилась перед Светозаром: Миродрева была в тереме. Светозар немного постоял, собираясь с силами, вздохнул и вошёл внутрь.

Великая Берегиня Миро сидела подле окна и ткала нежную, как шёлк, ткань. На Миродреве был зелёный из листьев сарафан. Солнечный свет отражался от пшеничных волос сохатой девы и зайчиками разбегался по просторной горнице, играя на поросших листовой колоннах, резной утвари и подвижных лавках.

– Твоё видение ниспослал Индрик, я чувствую это, – мягко проговорила Миродрева, не переставая ткать, и Светозар замер в центре светлицы, не смея подойти к берегине ближе.

– Я хотел бы рассказать о нём Дрефу до Вече Леса, – ответил Светозар.

– Ты боишься, что тебе не поверят. – Миродрева подняла на сварогина изумрудные очи.

– Да, – признался юноша, и Дрозд, что кружил подле него, опустился на тояг.

– Ещё ты боишься возвращаться в Йолк. Боишься за родных в Волыньке, невзирая на то, что тебе, сын Леса, ведомо, что у каждого из нас – свой путь, а у тебя – подавно. Всем помочь нельзя. У рождённого Светом не должно быть страхов, – нахмурилась берегиня. – Твои раны слишком сильны, вот страх и возвращается к тебе, – вздохнула Миродрева и перестала ткать. Берегиня печально посмотрела на юношу: – К сожалению, мы не в силах полностью исцелить твой дух, – молвила она, и Светозар чувствовал, как против воли сжимается сердце. – Но Сила твоего Духа может. Со временем. И помни, что страхи более всего мешают зажить душевным ранам. И именно страх – самое сильное оружие Мора.

– Спасибо за всё. – Светозар положил на сердце руку. – Я буду помнить.