Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Нельзя пренебрегать ценными планетами, на каждой должна быть человеческая колония. Пусть эти колонии растут и крепнут. Никто ведь не знает, когда начнется борьба. А если человек в своей естественной форме на таких планетах существовать не может – что ж, значит, форму надо менять. Пусть наши собратья обретут такие тела, которые будут приспособлены к любым, самым невероятным условиям существования, и продолжат дело Человечества.

Инструменты для этого уже есть. Человек научился выращивать кости, нервы, мышцы, железы, открыл тайны ферментов и аминокислот, прибрал к рукам все секреты построения живого тела – не только человеческого, любого. Биоинженерия стала точной наукой, ученые ловко выстраивали схемы организмов, идеально адаптированных под условия планеты назначения. У человечества все было готово для начала негуманоидной колонизации.

Все, кроме одного. Жизнь в рукотворные организмы вдохнуть никак не удавалось.

Тайна жизни стала наивысшим правительственным приоритетом. По далеким астероидам были разбросаны засекреченные лаборатории, в которых кипела работа. Биохимики, эндокринологи и прочие ученые трудились на затерянных в пространстве камнях под недремлющим оком космических патрулей и бесконечных правил, запретов и нормативных актов. Они искали жизнь в таинственной серой зоне, где мертвая материя отделяется от живой неуловимой гранью, и непредсказуемость этой грани способна свести с ума. Они работали с кристаллами и вирусами, которые секунду назад могли быть мертвы, а в следующий миг наполовину оживали, и никто не мог объяснить ни как это происходит, ни почему.

В высших эшелонах власти свято верили, что ключ к жизни существует, просто пока не идет человеку в руки, однако на секретных космических станциях росло и укреплялось странное и, возможно, ненаучное убеждение, что природу жизни не определишь формулой или уравнением, что она заключена в духе, в чем-то почти сверхъестественном, находящемся за пределами человеческого познания, и сами поиски в этой сфере являются кощунством – ловушкой, в которую человек в своей гордыне и ненасытном любопытстве заманил себя сам.

«А моя роль, – думал Байярд Лодж, – гнать их на слепой, безумный поиск того, что нам и не положено знать, на что мы не должны замахиваться ради собственного душевного здоровья. Они шепчут мне о своих страхах, возмущаются негуманностью нашей цели – а я их уговариваю и перевожу все в шутку. Я заставляю их работать и этим день за днем по крупице убиваю в них человечность. А потом с криком просыпаюсь оттого, что мой собрат обнял меня за плечи и предложил с ним выпить».

Он залпом опрокинул в себя виски и плеснул в стакан еще, на этот раз не разбавляя.

– Конечно, давай выпьем, дружище! – сказал Лодж монстру из своего сна. – Иди скорей! Я тебе налью!.. Ну что же ты? – звал он, озираясь. – Мы же все люди, правильно?

Бутылка стучала о край стакана в дрожащей руке.

– А нам, людям, следует держаться вместе!

После завтрака все собрались в салоне. Обводя взглядом лица, Байярд Лодж видел в них тщательно скрываемый ужас, чувствовал беззвучный крик, который каждый подавлял в себе, удерживал в железном плену дисциплины и хороших манер.

Кент Форестер не спеша раскурил сигарету и заговорил непринужденным тоном. Лодж, впрочем, прекрасно понимал, каких усилий стоила ему непринужденность.

– Необходимо обсудить случившееся. Нельзя переживать это молча.

– В смысле, рационализировать? – уточнил Сиффорд.

Форестер покачал головой.

– Обсудить, – повторил он. – Дело серьезное.

– В Спектакле вчера было девять персонажей, – сказал Крейвен.

– Девять и кит, – добавил Форестер.

– Вы намекаете, что один из нас мог…

– Я не знаю. Если кто-то действительно это сделал, пусть лучше признается. Мы тут все понимаем шутки.

– Жестокий юмор, – проговорил Крейвен.

– Но все же юмор, – подчеркнул Форестер.