Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Вернувшись домой, я убедился, что мотор собран. Папоротник притворялся сорняком во дворе. Выходит, он научился отпирать замок, ведь я закрывал дверь гаража, когда уходил.

Мотор, к моему удивлению, завелся. Я проехался по городу, чтобы убедиться, что все в порядке. Мотор урчал как ни в чем не бывало.

Для следующего урока я выбрал задачку попроще. Достал инструменты и показал Папоротнику, как делать скворечник. Не то чтобы мне нужен был еще один скворечник, в округе их и так было предостаточно, просто я объяснил, как мы работаем по дереву.

Он внимательно смотрел на меня, – и я вдруг почувствовал, что ему грустно. Я протянул к нему руку, чтобы спросить, в чем дело, но ощутил лишь глубокое горе.

Меня аж злость взяла. С чего вдруг Папоротнику пришелся по душе мотор машины, а обычный скворечник вверг его в такую печаль? Я понял это лишь спустя несколько дней, когда Папоротник увидел, что я рву цветы, чтобы поставить их в вазу на кухонном столе.

И тут до меня дошло.

Папоротник был растением. И цветы были растениями. Доски, из которых мы мастерили скворечник, тоже когда-то были растением. Я стоял там с букетом в руке, а Папоротник молча смотрел на меня, и я вдруг осознал, что он чувствовал, узнав, как мы обращаемся со всем живым на нашей планете, – вырубаем леса, едим овощи, делаем из растений одежду и лекарства.

Для него это было сродни тому, как если бы человек прилетел на другую планету и с ужасом обнаружил, что местные сперва выращивают людей, а потом их поедают.

Но Папоротник не злился и не боялся. Ему было грустно. А когда ему грустно, печальней вида представить невозможно. По сравнению с ним бассет с похмелья покажется радостным существом.

Если мы с ним когда-нибудь сможем поговорить по-настоящему о вещах вроде этики и философии, я надеюсь понять, что чувствовал Папоротник, попав на планету, где господствовал культ потребления всего живого. Наверняка он пытался мне объяснить, да только я не сумел до конца разобраться.

Мы сидели с ним на крыльце, глядя на звезды. Прежде Папоротник уже показал мне планету, с которой прилетел, – а может, просто бывал там. Теперь у меня в голове снова возникли нечеткие образы и реакции. Одно место было горячим и красным, другое – синим и холодным. Третье переливалось всеми цветами радуги, дарило ощущение покоя, словно от легкого ветерка, журчащих фонтанов и птичьих трелей в сумерках.

Ему, наверное, пришлось постараться, чтобы у меня перед глазами возник ясный и четкий образ – худосочное, поникшее растение, выглядевшее даже печальней Папоротника, когда ему грустно. Мне стало жаль бедолагу, и тут Папоротник подумал о доброте. А когда он думал о таких вещах, как доброта, грусть, счастье или благодарность, они лились из него нескончаемым потоком.

Он наполнил меня столь огромными добрыми чувствами, что мне стало казаться, будто меня вот-вот разорвет. И вдруг Папоротник начал расти. Он зазеленел и расцвел. Я никогда не видел ничего красивее. Его семена вызрели, коробочки лопнули, из них полетели по сторонам крошечные ростки, радостные и зеленые.

В моей голове поселилась странная мысль. Она бродила там несколько дней, пока я сомневался – вдруг я окончательно спятил. Я отмахивался от нее, но мысль никуда не исчезала. И тогда я решил попытаться.

Единственный способ избавиться от назойливых мыслей – поставить эксперимент.

Позади сарая рос самый жалкий розовый куст на свете. Почему он до сих пор не погиб, я понятия не имею. Он рос там всегда, я помнил его с детства. Я не выкопал его до сих пор лишь потому, что на клочке земли за сараем ничего толкового не посадишь.

Другого растения, которое столь нуждалось бы в помощи, мне не сыскать.