Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Счастье – это основа. И грусть основа. И благодарность, хотя и в чуть меньшей степени. Вне всякого сомнения, доброта. Возможно, что и ненависть, хотя мы с Папоротником не проверяли.

Быть может, что и дружба – основа. Во имя человечества надеюсь на это.

Тем не менее доброта, счастье и дружба вряд ли помогут понять конкретные вещи. Не исключено, впрочем, что в мире Папоротника все было иначе.

Близилась осень, и я раздумывал, куда деть Папоротник на зиму.

Устроить его в доме?

Он терпеть не мог сидеть в четырех стенах.

Как-то вечером мы расположились на крыльце, слушали, как стрекотали сверчки. Корабль подлетел бесшумно. Я не заметил его, пока он не поравнялся с верхушками деревьев. Затем он опустился ниже и завис между домом и сараем.

Я удивился, но не испугался. Впрочем, не слишком и удивился. В глубине души я знал, что друзья Папоротника в конце концов его отыщут.

Корабль завис где-то в футе над землей и поблескивал, однако, похоже, сделан он был не из металла – не по-настоящему твердый. Из него вышли три растения. Самое странное, что в корабле не было двери. Они просто-напросто вышли, и стены за ними сомкнулись.

Папоротник взял меня за руку и слегка потянул, давая понять, что хочет, чтобы я подошел к кораблю вместе с ним. Он мысленно утешал меня, пытался успокоить.

Я чувствовал, что растения переговариваются. Смысла я не улавливал, но понимал, что между ними течет беседа.

Папоротник все еще держал меня за руку. Его друзья подошли и взяли меня за другую руку, постояли немного рядом, посылая мне счастье и благодарность.

Папоротник еще раз поблагодарил меня напоследок, а затем они исчезли внутри. Я наблюдал, как корабль набирал высоту, пока не превратился в крошечную точку. Вскоре и она растворилась в ночи.

Я долго стоял, глядя в звездное небо. Счастье и благодарность постепенно истаяли, им на смену пришло одиночество.

Я знал, что где-то там их ждет корабль побольше. На нем другие растения, такие же, как то, что прожило со мной почти полгода, как те, что погибли в соседнем дворе. Я знал, что именно большой корабль вырыл ту воронку на поле у Пита Скиннера, чтобы запастись пропитанием.

Наконец я опустил глаза. У сарая цвел розовый куст. Я снова подумал об основах.

Что, если счастье и доброта, да и другие чувства, которые нам, людям, неведомы, значат для растений с далекой планеты то же самое, что значит для нас наука?

Розовый куст расцвел, потому что я думал о нем хорошие мысли. И фиалка в горшке обрела новую жизнь из-за человеческой доброты.

Глупо? Но ведь известно, что есть люди, у которых в саду и в огороде все растет как на дрожжах. О таких говорят «у них и камень зазеленеет».

Может, дело не в секретах садоводства, а просто эти люди искренне заботятся о растениях, любят их и относятся к ним с добротой?

Вот уже много лет мы воспринимаем растения на нашей планете как должное – растут себе и растут. В общем и целом люди не питают к ним особой любви. Просто сажают и сеют, потом пожинают плоды.

Когда на нашей перенаселенной планете наступит голод, что, если не будет нужды в ухищрениях опытных садоводов? Что, если всего-навсего забота и внимание способны дать растению силы к росту? Не стоит ли нам расценивать доброту как оружие против голода на Земле? И насколько больше пшеницы, например, можно вырастить, если фермер станет дарить ей свою любовь?

Звучит по-дурацки. Вряд ли эта идея найдет широкую поддержку, тем более в нашей потребительской цивилизации.

Как можно убедить растение в добрых чувствах, если вы растите его лишь для того, чтобы сожрать его, или сшить из него одежду, или порубить на доски?

В поисках ответа я подошел к желтой розе. Куст зашелестел, охорашиваясь, словно прелестная девушка, которая знает, что ею восхищаются, но не послал мне никаких чувств.

Счастье и доброта ушли. Осталось только одиночество.