Изнанка - Самат Бейсембаев

Также раньше претила мысль убивать; сейчас же смотрю на все это как на игру. А игры я любил. И делал это с маниакальной одержимостью: рубил, разрубал, отрывал, пару раз даже зубами. С оружием или без — мне не важно; я сам есть оружие. Почти каждый день я выходил на этот песок и делал свое дело. Сколько этих боев за моими плечами? Я не знаю; сбился на десятом счету. И после каждого такого выхода я чувствовал себя все сильнее и сильнее. Кожа по желанию становилась тверже стали, поэтому отпала необходимость во всех этих доспехах; глаза ловили каждое мелкое движение; уши слышали каждый шорох в этой шумной вакханалии; мозг же ускорялся до такой степени, что все остальные двигались, словно в вязкой трясине. Я был неуязвим!

— Ты моё сокровище, — раскинул руки Радогир, обнимая меня, когда я покинул арену.

Вот кто был больше всех счастливее на свете. Еще бы: деньги полились рекой. Чтобы пригласить меня на арену он, как бы, сдавал меня в аренду. И естественно плюс к этому ставил на меня свои деньги. Говорят даже, что ему предложили баснословные деньги за меня. Чуть ли не годовой доход целого баронства. Но он, естественно, отказался от такой продажи.

— Будь прославлен тот день, когда я пришел на рынок и увидел тебя. Хилого, ни на что негодного, но мой гений сумел разглядеть в тебе потенциал, — что–то он забыл упомянуть про свой чудо аппарат. — Риск, на который я пошел, окупился мне сполна. Судьба любит таких, как я.

И что–то еще и еще. В моменты подобной его болтовни я отключался и просто не слушал его.

— Эээй, слышишь меня? — помахал он рукой перед моим лицом, — скоро будет прием, который я организую. Придут все самые знатные люди города. И все они хотят видеть тебя, поэтому ты должен быть неотразим. Понял меня? Неотразим. Улыбайся, льсти, лизоблюдничай; вылежи им одно место так, чтобы оно ослепляло своим блеском. Что угодно — главное, чтобы ты им понравился. Давай, сынок, эти люди откроют нам пути в самый вверх. Да, у меня есть деньги, но их мало; нужны еще связи. Вот это мы и получим с тобой сегодня. Пошлю к тебе Эврисфею: приведет тебя в порядок. И, кажется, она тебе понравилась, да? — он ехидно улыбнулся. — Да ладно тебе, можешь не скрывать. Так уж и быть: постараешься вечером, и она будет твоей.

На этих словах я слегка вздрогнул, чем себя и выдал. Он заулыбался еще шире. Дальше играть твердолоба не было смысла.

— Что значит моей?

— Твоей — значит твоей. Ну, рабыней–то она останется по–прежнему моей. Но станет, как бы выразиться, женой что ли. Хотя не совсем: она будет твоей наложницей. Вот. Хотя нет, ты же не царь какой–нибудь. В общем, будет спать, есть, жить и прочее с тобой. Если получится, может, даже новых берсеркеров заделаете, — не представлял, что человек может улыбаться так широко, как он сейчас.

Путь домой был таким же, как и все дни до этого. Только теперь я, как говорит Радогир, заслужил занимать место в одной повозке с ним. Я и раньше, бывало, ездил с ним, но там были скорее исключения, чем правило. Скучаю по тем временам, когда путь был в тишине, а не под бесконечную болтовню.

Выйдя из повозки у дома, Радогир похлопал меня по плечу, слегка приобнял и ушел по своим делам. Надоело его вот это отношение: полное лицемерия, будто бы правда считает меня своим сынком. Раньше он хотя бы не претворялся, когда говорил, что я его вещь. Сейчас же…бррр, аж противно.

Я остановился, расслабил руки, прикрыл глаза, подставил лицо мягкому ветру, сделал пару глубоких вздохов и насладился теплом солнца. Мой утренний ритуал теперь уже стал не только утренним, а в любое время, когда есть возможность.

— Что стоишь, животное? Шагай, — услышал я голос того самого противного охранника. Даже имя его так и не запомнил.

— Сейчас пойду, — ответил я спокойно.

— Ты что такой дерзкий стал? Думаешь, стал любимцем толпы и можешь себе позволять больше, чем другие рабы? — сплюнул он мне под ноги, показывая все своё презрение.

— Думаю, да.